Сержант Медведев ходит за мной как тень бубнит:
— Товарищ гвардии старший лейтенант, а товарищ гвардии старший лейтенант, что ж это такое? Обещали на Берлин, а посылают чёрти куда. Берлин-то справа остаётся. Это несправедливо!
Он уговаривает меня так, будто я, по меньшей мере, командую фронтом. Доходим до Лукенвальде, и командование, видимо, вняло мольбам сержанта Медведева, и мы получаем приказ повернуть на север. А там, на севере, в 30–35 км, Берлин.
На передовом радийном броневике едет Медведев и без всяких кодов запускает в эфир:
— Товарищ старший лейтенант! В мою броняшку фаустом стукнуло, но не разорвался, честное слово. Я этому дейчу все мозги наружу выпустил. Приём!
— Сообщи координаты!
— Какие там координаты! К Штансдорфу подъезжаем!
— Товарищ старший лейтенант, заготавливайте мне наградной на «Славу 1 степени». Мне без полного кавалера в Свердловск являться неприятно. Приём!
— Ты что, пьяный? Мальчишка! Я тебе заготовлю такой наградной, что твоей маме в Свердловске страшно станет! Понятно? Приём!
— Товарищ старший лейтенант, не сердитесь! Я Науму такой аккордеон достал. Загляденье! «Италия» написано. Это здесь у одной немецкой графини. Товарищ старший лейтенант, у неё два, честное слово! Я ей сказал: — Бог велел делиться, — и взял, какой получше. Приём!
— Медведев! Кончай болтовню и смотри в оба! Меня посылают к вам. Выезжаю!
Разведку я догоняю у канала Тельтов, и тут разворачивается бой небывалой жестокости. Немцы не собираются нам сдаваться. Им хочется прорваться к союзникам, а мы их крепко заперли, замкнув в кольцо Берлин со всеми окрестностями.
К каналу Тельтов со своей бригадой прибывает Саша Идельчик. Он стоит на земляной насыпи, сделанной возле каменного дома, и смотрит на ту сторону. Канал шириной в 40 метров, и километровое поле бывшего парка отделяют его от города, до которого ему вот уже четыре года хочется добраться и заплатить по счёту, залежавшемуся камню у него не сердце.
Василий Курнешов едет офицером связи в танковую бригаду. Встречает там Сашу.
— Идельчик! Приветствую! Вы выглядите сегодня как майская роза.
— Завтра 1 мая, и вот он Берлин, посмотри — это что-нибудь да значит, Василий!
— Саша, быстренько пару свежих анекдотов.
— Сегодня только один. Союзный самолёт отбомбился и получил повреждение. В самолёте русский, француз, англичанин и американец. Требуется облегчить машину, понимается русский и с возгласом «За Родину, за наш народ!» прыгает вниз. Но этого недостаточно. Поднимется француз: «Свобода, равенство, братство!» — и тоже выбрасывается из самолёта. Остались англичанин и американец. Сидят и ждут, в ком заговорят благородные чувства. Наконец поднимается американец: «За Соединённые Штаты Америки, их силу и могущество!». Открывает дверцу и выбрасывает англичанина. Вот тебе и анекдот.
— Спасибо, Саша. Ну, я помчался.
Отъехал Василий, и рядом падает мина с той стороны.
Саша хватается за живот, стоит недолго и медленно опускается на землю. Подбегают его санитары с носилками.
— Да, вот всегда опаздывал, а тут поторопился, пустяк, лет на сорок.
Санитары укладывают его на носилки.
— Старшина, сколько вас учить, что раненого в живот надо переносить с согнутыми в коленях ногами.
В медсанбате к операционному столу подходит его приятель хирург:
— Саркисян, покопайся, дружище, у меня во внутренностях. — Голос его слабеет. — Аванес, подчитай лекцию, а то перепутаешь и пришьёшь дуоденум к цекум (двенадцатиперстную к слепой).
Саша теряет сознание.
На операционном столе под ножом хирурга Саркисяна умер капитан медицинской службы Саша Идельчик.
Сообщать некому. Родные все погибли, любимая женщина при жизни Саши так и не знала, что она любимая, так пусть же не знает этого совсем.
Вылавливаем блуждающих фрицев, их масса.
Встречаю группу французов с фабрики. У них здесь жёны и дети. Продовольствия нет, и они голодают уже третий день. Отдаю им всё: сало, хлеб, сахар. У пожилого француза глаза лезут на лоб. Он боится протянуть руки к продуктам. Он много лет не видел так много еды.
— Берите, берите, только разделите поровну.
Вечером француз и француженка разыскивают меня по кварталу.
Курнешов кричит:
— Вульфович, выйди на улицу, тут французские друзья пришли, ищут офицера в чёрном плаще.
Выхожу. Пожилой протягивает мне большой белый платок. На нём вышит герб Франции и по краю на ленте: «Свобода, равенство, братство».