Майор Ярута, сидя рядом с шофером в своем стареньком “виллисе”, смотрел на поток машин и раздумывал о том, какое новое “дело” ждет его там, впереди. Наверняка оно будет, и не одно, пока остаются на свободе либихи—шнейдеры… Потом мысли Яруты вернулись к Наташе, с которой он только что расстался. Майор почему-то вспомнил строчки из стихотворения “Жди меня” и, может быть, впервые по-настоящему сумел понять их и оценить..
ЭПИЛОГ
Подполковник Ярута, подперев подбородок кулаком, задумчиво смотрел на шахматную доску. Он хмурился, сводил тонкие прямые брови к переносице, щурился, потом вдруг делал быстрый ход.
— И пешки сбили короля, — смахнул он с доски фигурки, откинулся на спинку стула и устало потянулся.
— Не понимаю, что за удовольствие обыгрывать самого себя, — поднялся сидевший у окна капитан Вощин.
Подполковник тоже встал во весь свой изрядный рост, потянулся и застегнул китель.
— Не волнуйтесь, караси от нас не уйдут. Вечерком — самый раз. А насчет шахмат — я вам, капитан, настоятельно советую — займитесь. Для нас с вами это не просто развлечение. Тут и тренировка мысли, и логика, умение предвидеть… Ведь что самое главное в нашей профессии?..
— Нюх… То есть, бдительность, — поправился Вощин.
Ярута засмеялся.
— Нюх… Это что-то от животного мира. Нюх не требует мыши. Разнюхать — это еще не всё. Нет, вы шахматами всё же заинтересуйтесь, капитан. А теперь поехали.
Ярута взял в углу удочки, достал из-под стола котелок с наживкой и уже собрался выйти из комнаты, как зазвонил телефон.
— Возьмите трубку, — сказал Ярута Вощину. — Если Югов, — скажите, что меня нетю
Вощин, перегнувшись через стол, взял трубку.
— Да, слушаю… Вощин. Здесь, товарищ полковник, сейчас передаю… Николай Степанович, полковник Сизов.
— Ну, кажется, карасям и сегодня повезло, — недовольно сказал Ярута, подходя к столу. — Слушаю, товарищ полковник… Да особенно ничем, собрался на рыбалку… Конечно, могу. Сейчас? С собой что захватить? Есть, еду!
Подполковник положил трубку.
— Что-нибудь стряслось? — настороженно спросил Вощин.
— Не понял, — развел руками Ярута. — Но думаю, по пустякам не стал бы в выходной тревожить. Знаешь что, друг: отправляйся-ка сам на рыбалку, а меня завтра ухой угостишь, ладно?
Часом позже Ярута входил к полковнику Сизову. Полковник, видимо, расслышав голос Яруты, вышел ему навстречу. Ярута одернул китель и хотел было официально доложить о своем прибытии, но полковник махнул рукой.
— Не надо. Я, собственно, вызвал тебя не по службе… почти. Обижаешься?.. Порчу выходной? Знаю, знаю, скажешь — обижаться на начальство не дозволено. Бывает, бывает ведь, чего греха таить. Ну, на сей раз, я думаю, ты меня простишь. Я тебе такого сома приготовил! Ты на него жареное копыто забрасывал, а я вытянул. Заходи. Вызовите ко мне коменданта, — приказал он дежурному.
Недоумевая, Ярута вошел в просторный кабинет.
— Садись, садись, — пригласил полковник, — Сейчас я покажу тебе твоего заморского знакомого.
— Насколько помню, товарищ полковник, таких дальних знакомых у меня нет, — пожал плечами Ярута.
— Скрываете связи, подполковник?
Сизов открыл ящик стола, достал папиросы, закурил и загадочно взглянул на растерявшегося Яруту,
Вошел комендант.
— Приведите ко мне Либиха, — распорядился полковник и искоса взглянул на Яруту.
— Либиха?.. Если я не ослышался, вы сказали — Либиха? — переспросил Ярута, когда комендант вышел.
— Не ослышался. А что — знакомая фамилия?
— Эту фамилию, товарищ полковник, я буду помнить столько же, сколько собственную.
— Вот и отлично. Хорошая память — первейшее качество контрразведчика.
— Значит, в конце концов, попался? — удовлетворенно сказал Ярута. — Где же это вы его? Как?..
— Работаем, товарищ подполковник, работаем. Кипке помнишь?.. Батраком был у генерала Шнейдера?.. Ныне — бургомистр Вальддорфа Это он его вывел на чистую воду.
— Если мне память не изменяет, Либих — немец, уроженец и житель Пруссии?
— Хочешь сказать, что он местная, а не заморская птица?
— Именно.
— Это очень просто. Сколько прошло с тех пор?.. Семь лет с хвостиком?..
— Понимаю. Нашел уже новых хозяев?
Полковник поднялся и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. Ярута знал, что “хозяин” не любит, когда ему задают вопросы, и прикусил язык. Полковник остановился у окна и, глядя на улицу, сказал:
— История его проста, как и у всех лиц его породы. Когда в апреле сорок пятого ему удалось улизнуть от нас, он бежал в Мюнхен. Там вскоре установил связи с американской разведкой и, разумеется, скрывать перед ними свою профессию ему было незачем. Короче говоря, он предложил им свои услуги. Затем побывал в “Си-ай-си”, модернизировал свой опыт и получил соответствующее задание на организацию подрывной деятельности в Германской Демократической Республике. Это один из “героев” берлинских событий семнадцатого июня. На этот раз его фамилия — Бауэр.
— Что ж, вполне логично, — заметил Ярута — Да, логично вполне Логично и то, что нашлись у нею союзники, и то, что не миновал он кары. Завтра мы его передадим немецким властям. Его показания отлично проливают свет на берлинские события. Даже помимо связи его с американской разведкой трудящимся немцам станет достаточно ясно, в чьих интересах была затеяна вся эта коварная авантюра.
В сопровождении коменданта в кабинет вошел высокий, лет тридцати пяти, человек в сером летнем костюме и, сделав два шага, по-военному вытянулся.
— Садитесь, — сказал по-немецки полковник. — На каком языке будем говорить: на русском или немецком? Насколько мне известно, вы отлично владеете русским?
— Если полковнику угодно, мы будем говорить по-русски, — сказал арестованный с едва заметным немецким акцентом.
“Так вот ты какой — Либих!” — думал Ярута. Тогда, по фотографии, он представлял его именно таким: сухощавым, длиннолицым, с острым, хрящеватым носом, светлыми, зализанными назад, волосами. Только в те годы он был ко в гражданском костюме, а в щеголеватом мундире. Вспомнилась та открытка крупным планом: надменное, самодовольное, чуть улыбающееся лицо с темным пятнышком пониже скулы; широко распростертые руки — одна к далекой перспективе гор, другая — к зыбистому, залитому солнцем морю. Через весь снимок надпись: “Милая Грета! Твое море, твои горы Я здесь, твой Вилли. Алушта, 1942 год”…
Задумавшись, Ярута не расслышал вопроса полковника, и до слуха его дошел лишь ответ арестованного:
— Я всё сказал, герр полковник.
Домой Ярута приехал поздно. На кровати, не раздеваясь в ожидании его, спала Наташа Подполковник немного постоял над ней, и потихоньку лег, стараясь не разбудить жену Закрыл глаза, но сон не шел. Встреча с Либихом остро напомнила ему весну 1945 года, и в памяти чередой поплыли события тех дней Вспомнилось доброе лицо Максима Зименко с пышными казацкими усами, лицо старого солдата, совсем немного не дошагавшего до Победы, Как это он говорил в своих беседах с Кипке: “разъясняю суть да дело и что к чему”. Не зря разъяснял. Видишь, Кипке, бывший батрак, теперь — бургомистр.
Потом Яруте вспомнилась первая встреча с Наташей, милой девушкой с черными, как лесная ягода, глазами, то горящими ненавистью к врагам, к войне, искалечившей ее юность, то нежными, чуткими к чужому горю, как сама русская душа…
“Как хорошо, что я ее тогда встретил”, — уже засыпая, подумал он…
