— Крепись, Наташка, скоро свобода! Ваши бьют их и в хвост и в гриву! — шепнул он девушке, как только они остались наедине.
Постепенно Щукин помог Наташе стряхнуть пассивное оцепенение, в котором она пребывала полтора года, и пробудил в девушке страстное желание жить. Жить! Каторга не вечна! Ей даже стало стыдно за то, что она до сих пор считала, будто обречена на пожизненное рабство.
— Дай немножко осмотреться. Мы им и тут покажем, где раки зимуют, — говорил Ваня.
Иногда Щукин по делам Вульфа ездил к соседнюю деревню и в поместье генерала Шнейдера. Там ему удалось завести знакомство с другими русскими.
Как-то он опросил Наташу.
— Ты комсомолка?
Нет, Наташа не комсомолка. Почему?.. Она я сама не может толком объяснить, почему осталась вне комсомола. Всё считала себя неподготовленной.
— Мы создаем комсомольскую организацию, хочешь?
— Кто это — мы?
— Ребята. Здесь много наших ребят, и есть один товарищ-коммунист. Только имей в виду: это очень серьезное дело — может быть и концлагерь, может быть и… каюк.
Сейчас Наташу это уже не могло напугать.
Она ждала тайного собрания, но всё произошло очень просто. Однажды они с Ваней косили сено на глухом лесном участке. К ним подошли двое незнакомцев: один еще совсем молодой, с едва высеявшимся темным пушком на верхней губе, другой — пожилой, лысоватый, с усталыми серыми глазами. Оба были с косами — тоже, видно, косили где-то неподалеку. Щукин познакомил с ними Наташу, но фамилий не назвал. Вот так, у копны только что окошенного сена Наташа была принята в комсомол.
По поручению Щукина она несколько раз тайком слушала по радио Москву, записывала сводки о наступлении советских войск и потом украдкой передавала их знакомой девушке на молочном заводе Наташе хотелось сделать что-то более значительное, чтобы, возвратят на родину, не чувствовать стыда перед людьми. Но ничего особенного, по ее мнению, сделать ей так и не довелось.
Как-то рано утром она ехала на завод и встретила в лесу одного из тех, кто принимал ее в комсомол.
— Понимаешь, мне молоко нужно, — шепнул парень, осторожно оглядываясь кругом. — Как ты на это смотришь?
— Пей, сколько влезет, — сказала Наташа. — Я как-нибудь выкручусь.
Парень засмеялся.
— Мне надо много. Не для себя. В лагере мрут от голода наши люди, понимаешь?
Наташа решилась. Парень выволок из кустов пустой бидон, и она перелила в него из своего, а остатки выплеснула на телегу.
Вернувшись назад, Наташа сказала хозяйке, что в лесу на дорогу выскочил дикий кабан, лошадь испугалась, рванула, и бидон опрокинулся.
…Осенью Вульф добровольно ушел в отряд фольксштурма, а месяца два спустя вернулся домой с контуженной ногой.
В один из дней, когда валил густой и крупный снег, Вульф, ездивший в город, прискакал обратно на взмыленном коне, и сразу же в доме всё полетело вверх тормашками. Сперва Наташа отливала водой потерявшую сознание фрау Герту, потом начали сколачивать ящики и спешно укладывать домашний скарб.
— Драпать собираются, припекло, видать, фронт приближается, — шепнул Наташе Щукин. — Нам надо как-то улизнуть, не то они и нас с собой прихватят.
К вечеру всё было готово к отправке, но приехал какой-то майор, надолго заперся в комнате с Вульфом, и опять пришлось вскрывать ящики и водворять имущество на свои места.
Наташу это озадачило. Неужели наши отступили?. Очень хотелось послушать радио, но хозяйка совсем расстроилась и не выходила из комнат.
На второй день эсэсовцы пригнали в лесничество человек двадцать военнопленных и заперли в сарай. В сарай попал и Ваня. Ночью им выдали лопаты и под конвоем повели в лес. У Наташи заныло сердце. Куда, зачем? На рассвете их привели обратно. Так повторялось несколько ночей подряд. Затем грузовик привез какие-то ящики, и военнопленные отнесли их в лес, тоже ночью.
Наташа жила в небольшой комнатушке на чердаке и слышала, как в лесу стреляли. Возвратились одни эсэсовцы. Наташа понял? что произошло ужасное. До рассвета она проплакала, а утром спустилась вниз совсем больная, с распухшим лицом. Вульф заметил это, но ничего не сказал, только глянул зверем.
Эсэсовцы уехали, уехал и тот майор… Хозяин на весь день заперся в своей комнате. Под вечер он вышел и, зябко потирая крепкие волосатые руки, велел Наташе сходить за дровами. Едва она вошла в сарай, как дверь за ней закрылась, лязгнул засов. Наташа бросилась назад и ожесточению заколотила кулаками в массивную дверь, но услышала лишь удаляющиеся шаги.
“Ну, вот и всё, — в отчаянии подумала Наташа. — Со мной они сделают то же, что с Ваней и с другими Боятся — выдам, когда придут наши”.
Она бессильно опустилась на дрова. Обидно так глупо погибнуть накануне освобождения. Девушка просидела долго, не замечая, не чувствуя холода. Очнуться ее заставили мягкие толчки. Земля под ногами и всё вокруг как будто едва заметно сотрясалось. Сначала Наташа не поняла, что это могло означать, потом догадка осенила ее, и она припала ухом к холодному полу. Теперь уже отчетливо можно было разобрать: где-то далеко землю и воздух сотрясали могучие артиллерийские раскаты “Наши, наши! — едва не вскричала Наташа. — Наши близко!” Это стряхнуло с нее оцепенение и вызвало жажду деятельности. Она вдруг подумала: “Какая же я комсомолка, если так легко сдаюсь?..” Вскочив на ноги, Наташа принялась искать выход. Проверила все стенки, но каменный фундамент уходил глубоко в землю и подкопаться под него было немыслимо.
Постепенно отчаяние снова стало овладевать Наташей. Она вспомнила о топоре, разыскала и на всякий случай положила рядом с собой. “Если бежать не удастся, легко им не дамся”, — подумала она, и сама поразилась своей решимости.
По двору кто-то ходил, иногда слышался сердитый голос Вульфа, мычали коровы. Наверное, уже совсем стемнело, потому что в дверную щель перестал проникать свет. Дверь внезапно распахнулась, и в сарай вошел Вульф. Наташа отскочила в угол. Лесник плотно закрыл за собой дверь и, подсвечивая карманным фонариком, шагнул к ней.
— Фрейлейн, — оказал он, — ты понимаешь, что произошло? Я запер тебя, так распорядился герр майор. Но я могу тебя спасти.
Его руки потянулись к Наташе. Он схватил девушку и привлек к себе. Наташу обдал винный запах. Они долго боролись, ожесточенно, молча, пока Наташа не обессилела. Но тут, к счастью, ей под руку подвернулось полено. Изловчившись, она с размаху хватила Вульфа поленом по голове. Лесник сразу же обмяк и застонал. Девушка бросилась к двери.
Во дворе было пусто, в доме — ни огонька: вероятно, окна были затемнены. Наташа проскользнула в калитку и побежала в лес. Бежала — пока хватило дыхания. Прислонилась к шершавой коре дуба, прислушалась. Тишина. Только над головой шумела сухая листва. Передохнув, она торопливо пошла дальше. Выпавший несколько дней назад снег растаял, и, несмотря на толстый слой прошлогодних листьев, было вязко. Наташе пришло в голову, что ее может выдать след. Она принялась петлять, запутывая его, но вскоре запуталась и сама, и не знала, в какую сторону идти. Больше всего боялась она, что выйдет снова к дому лесника. К счастью, вскоре она попала на полянку, где ее принимали в комсомол, и с облегчением отметила, что находится уже далеко от усадьбы лесника.
Наташа вспомнила, что вблизи поляны есть озеро, и решила схитрить.
Пройдя топким берегом, она ступила в ледяную воду и, сняв с головы платок, бросила его в озеро, но так, что один конец остался лежать на берегу “Пусть подумают: утопилась”. Долго брела по колени в воде. Потом выбралась на берег и, растерев одеревеневшие ноги, снова побежала. Куда? Неважно, лишь бы подальше от Вульфа.