— В школу комплавсостава? И ты еще спрашиваешь?
Иннокентий улыбнулся.
— Тогда пиши заявление.
…В одно морозное зимнее утро на бюро райкома комсомола меня приняли в комсомол. Месяцем раньше Кеша написал письмо в школьную комсомольскую организацию с просьбой ответить, почему я не был принят в комсомол в школе.
Вместе с официальным письмом из комсомольской организации школы мне неожиданно пришла личная записка от Коськи Никиенко.
«Я знал, — писал Никиенко, — что ты все равно вступишь в комсомол. Только мне хотелось, чтобы ты многое перед этим понял. Теперь, кажется, это случилось, судя по твоему последнему письму домой. Но согласись теперь, что я был прав…
Твой друг Коська Никиенко».
И я согласился.
Уже с комсомольским билетом в нагрудном кармане я отправился на первое занятие в школу комплавсостава.
Пожилой, седеющий капитан вошел в аудиторию, оглядел нас — тридцать новых курсантов — и негромко сказал:
— Здравствуйте, товарищи капитаны!
— Здравствуйте! — ответили мы.
А потом кто-то из нас вполголоса добавил:
— Мы еще не капитаны…
— Нет, капитаны! — хитро прищурился преподаватель. — И спрос и ответственность с вас с сегодняшнего дня, как с капитанов! Садитесь, начнем заниматься…
Опасность всегда неожиданна
Глава первая. Анонимное письмо
Нина Воронина, сидела в окне второго этажа и красила раму. Тонкая кисть легко шла по зашпаклеванному и тщательно оштукатуренному дереву, белила ложились ровным густым слоем, а весеннее солнце, казалось, бежало по раме следом за кистью.
Слова к песням Нина придумывала сама. Вот так, на ходу. И мелодию тоже. Особенно хорошо, это у нее получалось во время практических занятий. Работать Нина любила. Недаром она считалась лучшей ученицей строительной школы и даже была избрана членом комсомольского бюро. Прожила Нина на свете всего шестнадцать лет, но, согласитесь, это не так уж и мало.
Увлеченная солнцем, трудом, песней, Нина не заметила, как возле нее появилась длинная фигура Сережки Пирогова — самого сильного и самого добродушного парня в школе. Раньше ребята часто делали Сергея мишенью своих острот. Им доставляло удовольствие видеть, как этот громадный детина, у которого каждый кулак с дыньку-«колхозницу», мнется и краснеет, не умея ответить на острую шутку. Но однажды Нина то ли из чувства справедливости, то ли просто из озорства дала острословам бой, защищая Сережку. Остряки отстали от парня, а он с тех пор превратился в покорную Нинину тень, полную почтительного удивления перед умением этой маленькой девчонки сражаться языком почище, чем некоторые кулаками. И Нина командовала своей «тенью» как хотела.
— Нин… комсорг там… — робко пробасил Сергей, безуспешно пытаясь натянуть на длинные руки короткие рукава комбинезона: как кастелянша ни старалась, так и не смогла подобрать ему спецовку по росту.
— Что комсорг? — поправляя выбившиеся из-под меховой шапки косы, спросила Нина.
— Ну, зовет ребят в обед… В раздевалку…
— Каких ребят?
— Всех… комсомольцев…
— Зачем?
— Насчет стадиона, который строить…
— Ой, Сережка, горе ты мое! Ну, когда ты научишься говорить? Прямо как новорожденный! Два слова связать не можешь!
Нина сунула кисть в ведро, аккуратно вытерла руки чистой газетой и взглянула на часики.
— Пошли! — скомандовала она. — Все равно через две минуты перерыв.
Сергей молча двинулся следом за Ниной, осторожно ступая по уложенным, но еще окончательно не пригнанным квадратикам паркета.
Недавно комсорг школы Валя Калмыков на заседании бюро предложил построить своими силами стадион на пустыре возле часовенки. Предложение было единогласно принято всеми членами бюро, которые решили обсудить этот вопрос на комсомольском собрании. Собрание было назначено на субботу, через два дня.
«Интересно, почему Валя собирает комсомольцев так неожиданно? — подумала Нина. — Может, что-нибудь случилось?»
Когда Нина и Сергей вошли в громадную, еще не отделанную комнату на первом этаже «учебного объекта», временно служившую ребятам раздевалкой и местом для экстренных собраний, здесь были уже почти все находившиеся на практических занятиях комсомольцы. Они шумели, спорили, горячились.