(Исторический очерк — веселый и поучительный, фантастический по форме и вполне реалистический по содержанию).
Бисмилля ар-рахман ар-рахим!.. Во имя бога милостивого и милосердного (хоть его и не существует!) поведаю вам — о мудревшие из мудрых читателей периодически литературы! — поразительную историю, приключившуюся недавно в Благородной Бухаре.
… Ранним погожим утром к крепостным воротам Шеих Джалаль подъехал на колченогом коне арабских кровей замшелый старикан в богатых, шитых золотом одеждах, изрядно, правда, потрепанных.
Следом за этим странным всадником к тем же воротам приблизился на семенящем ишачке неприметный человек в чалме и полосатом халате. Некоторое время человек этот, хитро прищурив глаза и поглаживая бородку клинышком, с живейшим интересом наблюдал за старикашкой на престарелом арабском скакуне (старик нетерпеливо ждал, когда же, наконец, распахнутся ворота) и затем произнес:
— Ассалам алеикум, почтеннейший странник! Извините за назойливость, что, глядя на вас, вспомнил я забавную историю моих похорон.
Старик на коне-пенсионере вздрогнул.
— Не пугайтесь, почтеннейший, — продолжал человек в чалме. — Речь идет о моих похоронах, о ваших мы поговорим потом… Так вот, в одном восточном городе весельчаки соорудили мне гробницу, вход в которую украсили пудовым замком. Если учесть, что с трех сторон гробница совершенно открыта, а также то немаловажное обстоятельство, что я вовсе не собираюсь умирать… хе-хе!.. шуточка остроумцев довольно забавна, не правда ли.
Старикан на коне побагровел.
— Да как ты смеешь, бродяга, оборванец, ищущий хлеба, первым заговаривать с нами?!
— С вами? Вы хотите сказать, будто я пытался заговорить одновременно и с вами, и с вашим благородным скакуном. Хм… Кстати говоря, не кажется ли вам, почтеннейший, что арабский скакун ваш давно просится на заслуженную пенсию?..
— Замолчи, презренный обмыватель мертвых. Да знаешь ли, над кем ты осмелился насмехаться?
— Во всяком случае, у меня и в мыслях не было смеяться над пожилым конем.
— Замолчи, нечестивец! Я хочу спросить — знаешь ли, кто мы, мы восседающие на скакуне? Человек в полосатом халате, нисколько не смущенный грубой бранью, улыбнулся.
— О великолепный и блистательный! — воскликнул он, обращаясь к разъяренному всаднику. — Я, скромнейший из смертных и бессмертных, приметил вас еще в пути. Проезжая мимо святого Намазгоха, вы — о свет очей моих! — вместо благочестивых молитв извергали из уст своих хулу и проклятья в адрес гяуров, кяфиров и, вообще, последними словами поносили новые порядки. Очень это меня удивило, и решил я присмотреть за вами. Думал, вы — дивана, юродивый. А вы, оказывается, нежный вздох души моей, извините великодушно за откровенность, обыкновенный ахмак, глупец то есть.
— Да как ты смеешь… — задохнулся от гнева старик.
— Смею, почтеннейший, смею!.. Вот вы мыкаетесь возле крепостных ворот и ждете, когда стража, распахнув их настежь, будет приветствовать, вас возгласами: «О, Джаноби олии, саломат булсанляр!„…Мол, о великий господин, да будьте во здравии!
Старикан на лошади зашипел:
— А вот мы сейчас тебя, нечестивого… Веселый человек слез с ишачка, сделал несколько приседании — вместо утренней гимнастики — и продолжал, сдерживая смех:
— Да где же ваши глаза, о путник в некогда красивом халате и нелепых на нем погонах генерал-майора, пожалованных вам белым царем, по имени Николашка, по прозвищу Кровавый!
Весельчак в чалме перевел дух и продолжал:
— Неужели вы, некогда державный, не видите, что никакой стражи нет и что от крепостной стены бухарской почти ничего не осталось? Ведь ворота эти, оставленные как памятник старины, можно объехать и обойти и справа, и слева. Теперь, надеюсь вам, наконец, понятно, почему я припомнил о своей забавной гробнице с пудовым замком?.. Соображать надо, уважаемый.
Старикашка в подержанном парчовом халате судорожно схватился за рукоять кривой сабли.
— Шелудивый пес! Да мы сейчас тебе мигом секим башка сделаем. Презренный вылизыватель будничных котлов, неужели не ведаешь, что я… то есть… мы..
— Как не ведать, — усмехнулся странник. — Узнаю. Взгляд ваш жесткий и горделивый… На халате орден „Нишани алон Бухорон Шариф“… Руки ваши, судя по сноровке, привыкли не столь к сабельному эфесу, сколь к игральным картам. Если только передо мною не сам шайтан, то уж наверняка — ваше бывшее высочество, последний из эмиров Бухары, Саи ид Алим — хан Бохадыр султан.