Алим-хан тяжело опустился на широкую сури, застланную ковром.
Афанди заказал завтрак.
Особой сенсации появление Афанди и его раззолоченного спутника не произвело. Мало ли слоняется по Бухаре иностранных туристов! Тысячи их бродят, щелкая фотоаппаратами.
Пожилой интеллигентный человек в очках шепотом доказывал своему приятелю, что приезжие никакие не туристы, а киноактеры, готовящиеся к съемкам нового исторического фильма о Бухаре.
Афанди услышал, мигом ухватился за эту версию.
— Угадали, уважаемый. Мы с приятелем, — тут Ходжа панибратски хлопнул экс-владыку по плечу, — действительно киноартисты и сейчас, так сказать, вживаемся в образы. Позвольте узнать, с кем имею удовольствие беседовать?
— Охотно представлюсь. Мирзаев Мустаким..
Тут вмешался эмир.
— Афанди, спроси у этого пожилого человека, кто его предки. Прозорливость наша поразит тебя в самое сердце. Лицо твоего нового знакомого — лицо умного человека. Следовательно, он наверняка из благородной фамилии. Ну как, ты поражен нашеи прозорливостью?
Афанди наклонился к Мирзаеву, пошептался с ним, улыбнулся.
— О ваше бывшее! Вы мудреиший из мудрых. Мирзаев Мустаким — сын неграмотного ремесленника.
— Пе, — ахнул экс-тиран.
Мирзаев рассмеялся.
— Я и в самом деле сын ремесленника. Сам же, благодарение Советской власти, — доктор филологии. Работаю в Бухарском, педагогическом институте…
— Пе! — вновь вырвалось у Алим-хана. — Доктор?.. Институт! Ой-бо!.. Какой такой дохтур фила… фиологии? Дохтур лечит!
Посетители чайханы удивленно уставились на странного старика. Афанди, пряча в бороде улыбку, пояснил:
— Почтеннейшие, пусть не удивляет вас экзотический приятель мои. Я же говорил: он вживается в образ тирана и душителя прогресса. Кроме того, дружок мои не шибко грамотный — окончил в свое время кадетский корпус в Петербурге. Дразнилка еще такая была: „Кадет на палочку надет!“
Все рассмеялись. Замшелый старикан позеленел от злости. А Афанди — хоть бы хны. Знай себе заводит новые знакомства.
— Абдулла Музафаров?.. Работник обкома партии? Очень приятно!.. А я — Афандн… А вы библиотекарь! Рад, весьма рад лицезреть ученого библиотекаря!..
— Пе! — вновь ахнул бывший эмир. — Какой такой библиотекарь?.. Заслуженный библиотекарь?
— Заслуженный. Меня еще и орденом наградили.
— Орденом?! — возопил замшелый старикан. — Ой-бо! Зачем в Областной библиотеке Ибн-Сина работаешь? Смертный грех это. Сия кощунственная библиотека, как нам стало известно, расположена в бывшей обители нашей… то есть… мы хотели сказать… в обители моей первой наиболее любимой жены… О! Какой нехороший человек — библиотекарь!
Вновь дружный хохот потряс чайхану. Уж очень здорово „артист“ изображал эмира.
Обкомовец Абдулла Музафаров спустил эмира — с небес на землю.
— Между прочим, нынче в вашей летней резиденции — прекрасный санатории для трудящихся.
— Санатории?!.. Тру-трудящихся!.. О, аллах! Какие времена, какие нравы! Никакого уважения к нашему высочеству… А что теперь в нашей священной спальне?
— Лечебный корпус номер один, почечники лечатся.
— Вай-дод!.. Почечники в священной спальне нашей… Караул! Грабят!.. А какие почечники в Восьмигранных апартамента. Когда-то мы там в биллиард и в картишки на девочек играли. Это тоже священная обитель… Что нынче в Восьмигранных апартаментах?
— Там — медпункт.
— О, небеса! Я этого не переживу… Медпункт! Восьмигранные апартаменты попортили. Проклятье, проклятье на всех вас, нечестивцы! Возмутительно… Хулиганство!
В чайхане зароптали. „Артист“, по всему видать, перегнул палку. Худо, когда человек в шутках своих не знает меры — пусть даже он и артист.
Библиотекарь, улыбнувшись, заметил не без яду:
— Вы, гражданин хороший, как я вижу, не изменились. Такой же сладострастный и жестокий, как и в прежние времена.
— Жестокий? — удивился „артист“. Мы — милостивый.
— Очень милостивый! Забыли разве, как в свое время замечательного писателя Садриддина Аини подвергли бесчеловечному наказанию палками за то, что людям правду говорил!.. А мастера усто Ширин Мурадова, генеального резчика по ганчу, вы бросили в подземную тюрьму зидан… Этот мастер при Советской власти был почетным членом Академии наук Узбекской ССР.
— Ух ты! — поразился экс-эмир.
Вот Вам и „Ух ты“! Злой вы человек, свирепый. Дай вам воли — вы бы сейчас всех честных людей, тружеников в зидан упекли.