— Ты знаешь, — она посмотрела на меня снизу вверх и улыбнулась, — мне кажется, что я забеременела от тебя этим утром. Я чувствую это. Если да, я рожу ребенка.
Она прижалась ко мне, и я поцеловал ее в мокрую голову. Я не поверил ей, но мне было приятно. Постояв с минуту, мы отлепились друг от друга и ушли не оборачиваясь.
Я явился в «Плазу» аккуратно к началу игры. Зал был полон, и я с трудом отыскал себе место. Рассевшись на эстраде, они смеялись, ворошили свои листки, снимали и одевали очки. Наконец ведущий Жан Пьер Элькабаш ударил по камертону, и некто седой и в сером начал историю так:
— Прибыв на Дни мировой литературы, я вскоре устал от следовавших одно за другим мероприятий и отправился на пляж, взяв с собой книгу. Я долгое время читал, подставив спину солнцу, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд…
Мсье Элькабаш ударил по камертону, ибо время первого писателя истекло. Режин Дефорж, подтянув шаль в цветах на плечи, продолжила:
— Я поднял голову и увидел девушку с обнаженной грудью, пристально глядящую на меня. «Бонжур мсье, — сказала незнакомка и присела рядом со мной. — Я хочу спросить у вас очень важную вещь, мсье: любите ли вы салат нисуаз?»
Зал одобрительно зашумел, засмеялся, старушка с седыми буклями рядом со мной оживленно заерзала на стуле, все были в полном восторге от выбранного сюжета. Улыбнулся и я выбранному писателями сюжету.
Эдуард Лимонов
Полицейская история
Они нагнали меня, когда я уже не ожидал их. Расслабившись, миролюбиво вдыхая острый запах зимней ночи, я достиг пересечения бульвара имени маршала Сушэ с авеню имени художника Энгра. Я предвкушал длительное, но не неприятное путешествие через весь Париж к себе на улицу Архивов. Именно тогда они вдруг заквакали мерзким фольксвагеновским гудком. Двойной очередью: «Фаф-фаф! Фа-фа-фаф!», «Фаф-фаф! Фа-фа-фаф!» И не оглядываясь, я понял, что это они. Спрятаться было некуда. Мое белое пальто выдало меня им. И горели все фонари в месте впадения авеню Энгра в бульвар Сушэ.
Я сел в «фольксваген».
— Почему ты хотел сбежать от нас, Эдуард?
Эммануэль Давидов энергично выжала на себя неизвестного мне назначения черный рычаг. «Фольксваген» скакнул вперед.
— Я потерялся, — соврал я.
Мне не хотелось пускаться в длинные объяснения по поводу того, почему я не захотел ехать с ними в русский ночной клуб. Лист причин оказался бы слишком длинным. Среди прочих — финансовая проблема. У меня оставалось совсем немного денег в банке. Траты мои были разумно распланированы, и посещение русского ночного клуба казалось мне вопиюще неразумным вложением денег. Аборигены могли себе позволить хаотичную жизнь, я, пришелец, выживал лишь благодаря железной дисциплине… Плюс, неисправимый циник, я разобрался в составе компании и понял, что ни одна женщина не свободна. Если я не могу рассчитывать затащить к себе в постель теплую пизду, то чего же зря время тратить?.. Еще? Я устал от их отличного французского языка и от их плохого английского…
— Я отошел отлить и потерял вас.
— Мы же тебе кричали! Ты что, не слышал?
Давидов экспансивно крутанула руль и вечнозеленые насаждения юга шестнадцатого аррондисманта исчезли из окна, сменившись серыми каменными боками зданий.
— Мы видели, как ты уходил вдоль забора. — Эжен обернулся ко мне, он сидел рядом с водительшей. Эжен улыбался. — Ты пытался сбежать от нас, Эдуард, но воля коллектива тебя настигла. Мы победили. Ты побежден.
Коллектив, еще два автомобиля, как бы подтверждая слова Эжена, заклаксонили сзади.
«Ну ничего, — успокоил я себя. — Бастилия находится в полукилометре от улицы Архивов. Посижу с ними для приличия и свалю…»
На Трокадэро мы ждали зеленого огня (Давидов нетерпеливо пригнулась и сжалась, пытаясь увидеть вспышку зелени как можно раньше. Так кошка сжимается у мышиной норы, поджидая мышь), когда эженовскую дверь «фольксвагена» вдруг рванули снаружи, и плохоодетый и плохо-остриженный тип с револьвером в руке возник в щели. Тучный Эжен, схватившись за дверь, молча пытался ликвидировать щель. Пират же, пыхтя и упершись ногою в бедро «фольксвагена», пытался дверь распахнуть.
— Бандиты! — вскричала вдова Давидов безо всякого испуга. Вдова, потому что к двадцати пяти годам успела похоронить любимого мужа-адвоката.
— Гони! — закричал я. — Гони! Жми на газ!
Она нажала. Тип, не отпуская двери, висел на ней. Эжен, также не выпуская двери, тянул дверь на себя. Давидов рванула черный рычаг. Автомобиль подпрыгнул, стряхнул с себя абордажного пирата и устремился в ярко освещенную, цветную парижскую ночь. Эжен захлопнул дверь и обернулся ко мне… И тотчас же спрятал голову вниз, за спинку сиденья.