Вот за свои принципы инопланетяне и отправились воевать со всем миром. За принципы, воплощенные в огненнокрылой прекрасной женщине. Крылатая принцесса означала для инопланетян что-то очень важное, гораздо более важное, к примеру, чем власть. Правда, поняли они это, только когда потеряли Иаллованну. Но поняли же! Не зря злобная Робкая Весна плакала у ног Мэй Мао. Они ушли биться за новую принцессу насмерть. А он, дурак, остался… потому что тогда не понял. А потом было поздно. Для чего он остался?! Чтоб жить снова в мире подлости? От этого мира выть тянуло. Ну он и выл, не стеснялся.
Кончилась осень, а вместе с ней и работа. Зимой частники не строились. Зачем тратиться на согрев песка, воды и бытовок, когда весной приедут узбеки, киргизы или те же китайцы и все построят за сезон? То, что зимой местным рабочим нечего есть, работодателей не волновало. Юридически о рабочих заботиться не обязаны, а моральные правила, то есть чисто человеческие понятия… ну здесь же не Арктур. Прошлые зимы он жестоко нуждался, если б не инопланетяне, нуждался б и в эту. А так… на еду-одежду деньги были, на женщин нет, но местные женщины в его недостроенный дом и не заглядывали. Местные – они не дуры, местные считать умеют и с нищим никогда не станут связываться. А точку перехода Мэй Мао закрыла. Значит, никогда больше и никто не постучится ночью в его дверь, не встанет волшебным видением на пороге.
Тут-то и раздался стук. Слабый, неуверенный, но тем не менее. Не веря в невозможное, он решил, что приперся какой-нибудь пьяный, прихватил черенок от лопаты и вышел.
На чистом свежем снегу стоял бледный, как только что из могилы, Ян Хэк и внимательно смотрел на палку в его руках.
– Не ожидал, – отметил старик тихо. – Значит, наших нет. Ушли давно-давно.
– Тебе не холодно? – брякнул он.
Наверно, правильнее было хотя бы поздороваться сначала. Но, во-первых, растерянность всегда вызывала в его организме странную реакцию. Во-вторых, у инопланетян не принято было здороваться, а он вместе с языком многому от них нахватался. Да и… как не брякнуть, когда видишь китайца, стоящего на снегу в сандалиях? Пусть не китайца, инопланетянина, но тем не менее в сандалиях.
– Не знаю, – признался Ян Хэк. – Болею сильно, не чувствую.
– Я думал, тебя бабушка Нико прибила, – признался он, пропуская гостя в дом. – Да и все думали.
– Пыталась, – улыбнулся старик. – Она всегда пытается. Неугомонная Айлия.
Айлия? Он не удивился. Ему и раньше казалось, что этих двоих связывает нечто большее, чем просто бегство из Арктура на Землю. Чем-то они были похожи. Оба такие загадочные. Ну да, оба старики, хотя про бабушку Нико язык не повернется так сказать. Прошлое их объединяло, вот что. Прошлая жизнь. Или жизни, кстати, в свете открывшихся поразительных обстоятельств.
– Я жил здесь когда-то, – подтвердил старик. – И Айлия. А Айлия, она такая… пока не убьет, не успокоится.
– Она тут стихи декламировала, – не сдержался он. – На испанском.
Ян Хэк задумался – и вдруг стал похож на кастильского гранда, седого, сгорбленного, но тем не менее гордого и грозного, как толедский клинок. Да он, наверно, и был таким. И есть, если на то пошло.
– Айлия, она красивая была, очень-очень. Как огонь. Поэтам нравилась, да. Стихи о ней писали поэты.
– Вы бессмертные, что ли? – снова брякнул он. – Бабушка Нико, если хочет убить, всегда убивает. А ты жив.
– Хотела, – покривился Ян Хэк. – Но желанием не убьешь, а заряд в смертобое не бесконечен, заряд подпитывать надо. И был бой. Так и получилось, что заряд оказался слабым…
Старик задумался. Осторожно потрогал грудь.
– Нет, заряд сильным был. Воля сильнее, вот правда. Одно дело нужно было завершить. Самое главное дело в жизни, главнее не бывает. И я, профессор Хэй Син, завершил.
Профессор улыбнулся ему ясно и спокойно и опустился на стул. Он только пальцами согласно крутнул. Значит, Хэй Син, что тут непонятного.