Коултон же тем временем, казалось, нисколько не спешил, неторопливо прогуливаясь под зелеными тополями. На ходу он лениво нахлобучил на голову шляпу-котелок и зацепился большим пальцем за карман жилета. Их окружала тишина обшарпанного речного городишки со все еще красивыми зданиями своеобразной архитектуры, построенными на костях рабов, – красивыми, как ядовитый цветок. Коултон шел от дома шерифа, рядом с которым располагалась маленькая кирпичная тюрьма.
Элис начинала ненавидеть эту работу.
Первую сироту, девочку по имени Мэри, она нашла в марте прошлого года в одном из пансионов в Шеффилде, Англия. Второй ребенок пропал еще до того, как они добрались до Кейптауна в Южной Африке. Впоследствии обнаружилась только его недавно вырытая могила с маленьким деревянным крестом. Он умер от лихорадки и был погребен за счет дамского благотворительного общества. Коултон рассказывал о других – из Оксфорда, Белфаста и самого Уайтчепела. В июне они отплыли в Балтимор и забрали из местного работного дома девочку, а позже направились на юг к Новому Орлеану, где оплатили проезд на пароходе вверх по реке. И вот теперь они здесь, в Миссисипи, разыскивают некоего Чарльза Овида, кем бы он ни был.
Больше она ничего не знала, потому что ей не предоставили никаких сведений, кроме имени ребенка и адреса городского суда Натчеза. Так все и работало. Она не задавала вопросов, просто приступала к делу. Иногда ей сообщали только название улицы, или района, или лишь города. Неважно. Она всегда находила их.
Несмотря на жару, Коултон был одет в желтый клетчатый костюм. Усы его нелепо нависали над нижней челюстью. Он был почти лысым, но тщательно причесывал оставшиеся редкие волосы, то и дело поднимая руку, чтобы пригладить их. Это, пожалуй, был самый надежный человек из всех, кого она знала за всю свою жизнь, – надежный и вежливый, как какой-нибудь образцовый англичанин среднего класса. Но Элис сама видела, как он с яростью проносился сквозь толпу в прокуренном пабе в Дептфорде, оставляя за собой трупы, и знала, что легкомысленно к нему относиться нельзя.
– Нет его там, – сказал Коултон, наконец-то подойдя поближе. – Его держат на складе.
Он медленно обмахнулся котелком и вытер лицо носовым платком.
– Похоже, жена шерифа не захотела оставлять его с другими.
– Потому что он черный?
– Ну, не то чтобы. Думаю, у них в каталажке полно таких.
Она ждала.
– Придется посидеть с местным судьей, послушать, что он скажет, – продолжил Коултон. – Шериф согласился на встречу вечером. С юридической точки зрения парень не является чьей-то собственностью, но, похоже, на деле это почти так и есть. Насколько можно судить, он вроде как приписан к депо.
– И что он натворил?
– Убил белого мужчину.
Элис подняла глаза.
– Ага. Вроде как несчастный случай на пристани, где он работал. Ссора с надзирателем, тот упал с платформы, ударился головой и упал замертво. Возможно, не такая уж и большая потеря для мира. Шериф не считает, что убийство было намеренным, но для него это и неважно. Что случилось, то случилось, назад уже ничего не вернешь. Парня осудили и признали виновным. Приговор привели в исполнение.
– Привели в?..
Коултон развел руками:
– Пристрелили его. Шесть дней назад. Но не сработало.
– Что значит «не сработало»?
Коултон обернулся и, заслонившись рукой от солнца, посмотрел на тюрьму.
– Ну, в общем, парень еще дышит. Вот что это значит. Жена шерифа утверждает, что ему все нипочем.
– Держу пари, самому ему так не кажется.
– Ну да.
– И потому его заперли на складе. Не хотят, чтобы белые горожане расправились с ним по-своему.
– Мисс Куик, они не хотят, чтобы белым горожанам вообще было что-то известно. Что касается добропорядочных жителей Натчеза, то они уверены, что Чарльза Овида застрелили в тюрьме шесть дней назад. Ему уже вырыли могилу.
«Ему все нипочем». Элис надула щеки. Она издавна ненавидела распространенные в маленьких городках суеверия. Этим людям нужна лишь причина, любая причина, чтобы продолжать избивать чернокожего подростка, убившего белого человека. И нелепое предположение о том, что тому все нипочем, приходилось им как нельзя кстати.