– Ну ладно, пойдем.
Коултон уже шел впереди и махал им рукой. Они быстро покинули склад, вернулись на освещенную лунным светом улицу и пошли вдоль стены к пристани. После затхлого склада воздух снаружи казался чистым и неправдоподобно приятным. Элис старалась не думать об увиденном, о мальчике и о спрятанном в его руке лезвии. Старалась, но все же не могла.
Возле пристани стоял освещенный огнями большой колесный пароход. В волнах рябило его отражение, матросы суетливо возились с грузом и канатами. Коултон провел их по мостику к небольшой кассе и негромко поговорил с человеком за стойкой. Через пару минут они поспешили обратно и по трапу поднялись на палубу парохода. Чарли натянул котелок на глаза, поднял воротник и засунул руки в карманы, но, на взгляд Элис, по-прежнему походил на чернокожего паренька в неподходящей по размеру одежде и нелепо больших ботинках, надетых на босу ногу. Как бы то ни было, замысел Коултона сработал – их никто не остановил, и через несколько минут они уже следовали по коридору за носильщиком к своей каюте. Снаружи послышались крики матросов, сбрасывающих канаты. Пароход качнулся и лениво двинулся к центру темной Миссисипи.
Элис с Коултоном сидели в салоне – единственные посетители в столь поздний час – и ужинали.
Чарли, притворившегося спящим, они оставили в каюте. Завязывать руки они ему не стали, предположив, что если они покажут, что доверяют ему, то и он будет доверять им. Газовые фонари были притушены, снаружи доносились слабые всплески гребного колеса. Прислонившись к латунным перилам стойки, за ними через зеркало наблюдал чернокожий официант. Коултон отрезал свой стейк маленькими кусочками, накалывал их на вилку вместе с картофелем и макал в подливку. У Элис аппетита не было.
– Ты знал? – спросила она. – Ты знал, что он на это способен?
Коултон поймал ее взгляд.
– Нет, – ответил он тихо.
Элис покачала головой.
– Это и пытался объяснить нам шериф. Пытался предупредить нас.
– Да, все эти дети, сироты… все они по-своему ненормальны. Но это не делает их какими-то монстрами.
Элис задумалась:
– Так ли? А может, наоборот, как раз и делает?
– Нет, – уверенно произнес Коултон.
Она продолжила сидеть, сложив руки на коленях, и смотреть в тарелку. Во всех этих сиротах действительно было нечто странное, не поддающееся выражению, – то, о чем они с Коултоном не смели заговорить, слыша лишь вихри слухов из какой-то прежней жизни.
– Он мог уйти в любой момент, – медленно произнесла она. – Он хранил в себе нож. Все это время. Почему он не попытался сбежать раньше?
Она подняла голову. Вспомнив, насколько уверенным выглядел Коултон в подсобке, она вдруг почувствовала себя одураченной, как будто ей соврали.
– Так что же такое «Институт Карндейл» на самом деле, мистер Коултон? Только не говорите, что он изучает детей с «особыми медицинскими состояниями». На кого я работаю?
– Что ж… во-первых, мы хорошие люди.
– Ну конечно.
– Это так и есть.
– Все называют себя хорошими.
Но Коултон был настроен серьезно. Пригладив волосы, он нахмурился:
– Перед нашей поездкой я сказал миссис Харрогейт, что вы заслуживаете знать больше. Она не была уверена в вашей… готовности. Но, думаю, сейчас как раз то самое время. Просто сформулируйте вопросы в своей голове, и вы сможете задать их ей, когда мы вернемся в Лондон.
– Она действительно хочет встретиться со мной?
– Да.
Элис удивилась, потому что до этого встречалась со своим работодателем напрямую всего лишь раз. Но ответ Коултона ее удовлетворил, и она взяла в руки вилку и нож.
– Не знаю, как вы всё это терпите, – сменила она тему. – Всех этих людей. Этого чертового судью. На вашем месте я бы сразу выбросила его из окна.
– И что бы это нам дало?
– Кое-что дало бы. По крайней мере, у меня стало бы лучше на душе.
– Я немного разбираюсь в том, как устроен этот мир, мисс Куик. Вежливость здесь важнее правды. Гораздо важнее.
Она подумала о дрожащем мальчике в лохмотьях, которого держали под замком на складе.
– Вежливость, – повторила она.
– Да, – слегка усмехнулся Коултон. – Для вас, пожалуй, это трудновато.
– Я могу быть вежливой.
– Конечно.
– Что? Да, могу.
Коултон отложил приборы, проглотил еду, отпил вина, вытер рот и посмотрел на нее.