Так вот, на днях мне звонила Людка, расспрашивая о жизни. Она интересовалась моими делами совершенно подозрительно, будто бы ее внезапно осенило, что я интересный человек. По правде говоря, об этом мне сообщали только мои коллеги, и моя дражайшая жена, но даже такие мелкие похвалы меня очень радовали и настраивали на верный лад. Когда я завершил свой рассказ, касательно всего, что происходило со мной, она резво и с интересом заявила о некоем товарище Петьке Смирнове, который желает со мной встретиться. Да, в тот момент я и вправду слышал его имя, но моя память сумела дать непривычный сбой, и я, как назло, запамятовал. Должны были мы, изначально, встретиться все втроем, и по ходу дела обзвонить всех еще живых и здравствующих одноклассников, дабы коллектив поднабрался, и превратился в некое слабое подобие группы старых советских товарищей. На этой стадии планирования оказалось, что единственными живущими в родном городе людьми были мы с Людкой, а Петька то, и вовсе оказался не местным. В итоге собрались мы с Петькой, посидели какое-то время в современном, новомодном ресторане, подождали Людку, после чего терпение мое иссякло, и я решился все-таки вызвонить ее. По лицу Петьки я очень четко определил, что интересовал его именно я, а Людка была лишь побочным эффектом, который он просто отмёл. Но, как человек воспитанный, я все же соизволил разузнать о случившемся, и оказалось, что внезапно у Людки появились неотложные дела. В конце вечера Петька уже еле шевелил губами: был совершенно пухл и неряшлив, он постоянно поглощал все новые и новые порции, которые его толстый кошелек мог оплатить, и в точно таком же состоянии он шел на свой поезд, когда спустя какое то время его ночевки на моей второй квартире, я провожал его. Человеком он был всегда веселым и задорным, но в еде перестал себе отказывать, видимо, с наступлением почтенного возраста. По утру я спровадил его, окатил добрым словом и дал в дорогу бутылку хорошего украинского вина - так, в знак старой дружбы и товарищества. А потом просто стоял и размышлял обо всем на свете. Думал я и о прошлом, и о будущем. Все что было раньше, в прошлом, предстает мне таким пожелтевшим от времени снимком, с этим мягким, падающим летним светом, и давно забытыми чувствами, любовью, и знакомствами. С давно ушедшими из моей жизни людьми, оставшимися на задворках памяти. Они остались там, на последней остановке моих воспоминаний, ожидая своей электрички. Ожидая того, что под чудесно волшебный блеск лучей заходящего солнца, они усядутся на своих местах, в окружении пустоты, и под ритмичный стук смогут насладиться одинокой поездкой в никуда. И закат будет им последним проводником, и уснут они, предаваясь забвениям, уезжая от нас в далекие дали. Теплота их сердец перестанет быть частью меня.