«Кто-то будет радоваться сегодня. Какая-то женщина заплачет от счастья, увидев этого человека, — подумала Ольга. — Только почему же их никто не встретил и откуда эта девочка?»
Покончив с делами в районе, Ольга зашагала в село. Дорога, стрелой вырываясь из города, другим своим концом уходила в лес. Осень в лесу всегда заметнее. Еще свежа и зелена трава на лугу, а верхушки берез уже подернулись палом и сникли, точно устали от зноя.
Стал накрапывать дождь. Его тяжелые капли шлепали по листьям, вонзались в заросли папоротника, все еще пышного, не тронутого увяданием. Ольга, промокнув до нитки, уже не спешила: осенний дождь не перебежишь и не переждешь.
Когда за одним из поворотов, наконец, открылась деревня, далеко впереди себя Ольга вновь увидела знакомые фигуры военного и девочки, укутанные одним плащом. Они некоторое время маячили перед ней, затем их скрыл поворот.
А через несколько дней Ольга увидела за плетнем бездетной старушки, жившей через дорогу, того же старшину. Вскоре директор школы ввела в ее класс дочь старшины.
— Как тебя зовут? — спросила ее Ольга.
— Люся Громова, — ответила девочка, не смущаясь. — И тут же добавила: — Мой папа на фронте был. Мы приехали из Киева. А мамы у нас нет. Ее убили фашисты бомбой, я тоже была ранена. У меня даже шрам остался. Вот, — и она закатила рукав платьишка.
— Куда же тебя посадить? Ты, конечно, хочешь с девочкой? — спросила Ольга.
— Мне все равно, — отрезала Люся. — Я все равно буду Чкаловой.
Все рассмеялись.
— Ты бы хоть косички остригла, — крикнул кто-то с задней парты.
— Я уже раньше говорила об этом папе, но он сказал, что дело не в косичках и что Чкалов мог родиться и девочкой.
В классе загалдели, особенно мальчики.
— Правильно, Люся, — сказала Ольга, — твой папа сказал правду. Хотите дети, я расскажу вам о Лизе Чайкиной…
Люся была девочкой общительной. К вечеру она уже перезнакомилась со всеми ребятами. А после уроков, когда вместе пошли домой, она вдруг сказала учительнице:
— А мне о вас говорил папа. Вы живете напротив.
— Да? Верно! — удивилась Ольга.
— И еще он говорил, что вы хорошая и чтобы я вас всегда слушалась.
Ольга улыбнулась, погладила девочку по головке.
Познакомилась Ольга и с отцом девочки. Однажды она колола дрова на дворе. Поленья были сучковатые, с сыринкой. Ольга прямо-таки измучилась, а горка наколотых дров все еще была ничтожно мала. Ольга выпрямила спину и вдруг увидела соседа. Тот пристально смотрел на нее, прислонившись к плетню.
«Тоже мне! — подумала Ольга. — Помог бы или ушел бы, что ли», — и с ожесточением принялась снова махать топором.
Неожиданно на ее плечо легла тяжелая рука старшины и раздался голос:
— А что, если вот так?
Она увидела около себя выцветшую до желтизны гимнастерку. Сосед нагнулся, перевернул упрямое полено, подложил под него чурбан поровнее.
— А ну-ка, зараз.
Ольга с силой опустила топор. Полено распалось на две половинки, как раз посредине сучка.
— Вот видите, — усмехнулся старшина. — К дереву нужно подход иметь.
Ольга сконфузилась.
Он взял у нее топор. Горка наколотых дров теперь стала расти куда быстрее.
— Если вы уж такой специалист по дереву, могу ли я, например, попросить вас наладить несколько парт в школе. За войну они изрядно потрепались, а у председателя колхоза плотника не дозовешься.
— Почему бы и нет? — серьезно ответил старшина. — Я, собственно, по этой части и оформился в колхоз.
— Вам, конечно, нужен наряд. Я достану.
— Наряд не нужно. — В колхозе и без того дел по горло. Давайте лучше я к вам вечером зайду после работы.
Участие и бескорыстная услуга, которую он внезапно предложил школе, тронули Ольгу.
Во двор вышли соседки и недвусмысленно переглянулись, Ольга у них на глазах поспешила распрощаться. А старшина понял так: «Строгая, сплетен боится», — и не обиделся.
В субботу он пришел в школу. Глядя, как его ловкие руки уверенно пристукивают разбитые парты, Ольга никак нарадоваться не могла. С готовностью поддерживала дощечки, подавала молоток, неумело, сбивая в кровь пальцы, ровняла «дефицитные» гвозди.
А когда, закончив работу, они вышли из школы, шел первый снег. Снежинки падали тихо, точно над каждой из них висел невидимый парашютик. Улицы и избы становились опрятнее. Четким белым рисунком печатались на темном небе сучья деревьев.