— Настя, а Настя, возьми вот мои, — крикнул Алексей.
— Ничего, Леша, спасибо.
— Чего там. Бери, пока даю. Благодарить потом будешь. Мне они ни к чему, черенок сухой.
— Ну давай, только ты не беспокойся, я тебе их выстираю и завтра же принесу.
— Бери, бери. Только обе на правую руку, спутал я их с чьими-то.
Вскоре объявили перерыв на обед. Закусывали вместе, устроившись за копешкой пахучего сена, кое-как прикрывшей их от проклятого сиверко.
Алексей вынул из сумки бутылку молока и отлил Насте в кружку.
— Ну-ка, держи…
А вечером они вместе шли в деревню к автобусам. У Алексея щемило от холода руки, и он держал их в карманах фуфайки.
— Замерз ты, Леша, видать, не хуже моего. На вот тебе мои выходные…
Она насильно вытащила его руки из карманов и сама натянула нарядные зеленые варежки.
— Только спрячь их в карманы, чтоб люди не смеялись, — и сама первая засмеялась.
Теплая волна признательности захлестнула Алексея, и он попробовал обнять Настю. Девушка, увернувшись, побежала от него к показавшимся вдали автобусам.
Уже в городе, провожая Настю, Алексей робко высказал мысль, что надо бы сходить как-нибудь вместе в кино…
И вот теперь Насти нет и пропадает встреча Нового года.
«Впрочем, пойти можно, только ни с кем не танцевать. И вообще, если разобраться серьезно, такое поведение можно назвать мещанством, — рассудил Алексей. — Ну почему не пойти? Ведь и Настя там тоже встречает Новый год?» И Алексей решительно откинул одеяло.
На улице сыпал снежок. Голубоватые снежинки с какой-то лихой покорностью падали на мех воротника, на борта пальто, иногда какая-нибудь шальная снежинка вдруг тихо касалась горячих губ Алексея, и тогда он ощущал, как в рот проникала приятная холодная струйка воды.
Держался легкий морозец; было светло от выпавшего снега и от огромной луны, похожей на огромное антоновское яблоко.
Народу на улице прибывало: все торопились, спешили.
А вот и клуб. В широких слегка затянутых морозом окнах проносятся танцующие пары, хлопают двери, играет оркестр.
Алексей вошел. Легкая оторопь овладела им при виде огромной, под самый потолок елки, разукрашенной так, что за украшениями почти не видать было хвои. Словно в калейдоскопе все крутилось перед глазами, а девушки в своих нарядных платьях казались сделанными из тончайшего стекла, что игрушки. «Эх, жаль, Насти нет, вот бы она поглядела», — подумал Алексей, пробираясь поближе к елке.
Неожиданно его окликнули.
— Здорово, тезка, — протиснулся к нему Лешка Долгов, комсорг цеха. — Ты что же от друзей нос воротишь? Знакомься!
За спиной Долгова стояли две девушки. Одну из них, Валю, Алексей не раз видел с Долговым, другую, повыше и помоложе, — в первый раз. Она назвала себя Викторией.
Заиграли дамский вальс. Валя с Лешкой пошли танцевать. Виктория пригласила на вальс Алексея. И хотя это явно рушило все его планы, отказаться было неудобно.
Девушка танцевала легко, непринужденно. Она была хорошо сложена, со вкусом одета. А ее голубые с сероватым оттенком глаза светились нежной радостью.
«Красива», — невольно подумал Алексей. И вдруг с ужасом поймал себя на том, что она ему начинает нравиться. «Но ведь ты даже с ней не говорил?» — упрекнул себя Алексей. И другой голос ответил ему: «Ну и что же, все равно»…
Алексей гнал эту мысль, как чужую, но она отчаянно сопротивлялась и дразнила его: «Вот увидишь сам, да-да». После вальса возвращаясь на место, девушка сказала:
— Вы чу́дно танцуете, — и взяла его под руку.
Подошли Долгов с Валей. Глаза у него были озорно удивлены. Он воскликнул:
— Никак подружились?
— Да вот, представьте… — ответила Вика.
Заиграли танго, и Алексей с Викой снова танцевали. Им было весело и хорошо.
А когда возвращались домой, Алексей окончательно убедился, что эта девушка ему нравится.
— С Новым годом, с новым счастьем, — сказал он Вике.
Где-то далеко на заводе перекликались сирены электровозов. Темная ночь один за другим гасила разноцветные стекла в домах. Около городского сквера, запущенного до краев снегом, молодежь затеяла игру в снежки. Снег был пушистый, рассыпчатый и от мороза плохо клеился. Почему-то Алексею вспомнились озябшие руки Насти, потом, точно наяву, услыхал ее смех, звонкий, счастливый, и незаметно стала просачиваться в душу легкая грустинка.
— Если хотите меня видеть, приходите завтра. Буду ждать вас у сквера ровно в шесть, — вызвал Алексея из задумчивости голос Вики. На него доверчиво смотрели большие глаза, и он согласился.