Мы взяли дешевого виски и пошли по родным местам. Медное лезвие солнца распороло вдоль по горизонту серую чешую неба, выпростав его лосевое нутро, — лучшее время для дрейфа по спальной окраине.
Сорбет рассказал, что с последней нашей встречи успел побывать в федеральном розыске и скрывался от полиции в другом городе, расхаживая с фальшивым паспортом и читая книгу «Как выжить на зоне». Тогда он занимался «обналом» — на его имя была оформлена какая-то существующая лишь де-юре фирма, а он только раздавал автографы на документах и разъезжал по банкам, как курьер, снимая наличную выручку. Сорбет объяснил, что дело это не совсем чистое, но риск попасться ничтожен. Однако большие несчастья всегда появляются из самых маленьких щелей — вышло так, что через его бумажную фирму перегнали вполне реальную нефть. Надо думать, не стакан и не ведро. Дело пахло даже не жареным, а горелым, но в итоге все обошлось — две мохнатых лапы пожали друг друга и разошлись, так и не дав Сорбету возможность применить на практике теорию «выживания на зоне».
— А помнишь случай с училкой и пирожками? — спросил я, когда мы проходили мимо авторынка.
— Нет, — ответил Сорбет.
— Ну как же? Ты работал охранником на авторынке, а бабки ходили там и пирожки продавали…
— Ну да, а я их гонял. Иногда пирожки отбирал. Моя первая работа. Ну, из легальных.
— И что, не помнишь, как однажды напоролся на нашу биологичку?
— Биологичку… Ложноножку? Точно! Она там после школы шабашила.
Сорбет рассмеялся. И как он мог забыть такую историю? Впрочем, только зануды вроде меня набивают карманы памяти всякой забавной мелочью, а на районе ее быстро проигрывают жизни в рамс.
— Помню, я потом очень жалел, — добавил Сорбет.
— Само собой. Я бы, наверное, все пирожки у нее выкупил со стыда.
— Да я про то, что она мне до конца школы одни трояки лепила.
— Это называется столкновение бизнес-интересов.
Мы прошли мимо «Квадрата» — аккуратного четырехугольного котлована, вырытого когда-то для стройки, которая так и не началась, и в итоге заполнившегося водой, превратившись таким образом в озеро, — в детстве мы часто купались тут. Неподалеку была рюмочная «Дебаркадер», где убивал время и вместе с ним себя отец Сорбета. Мужик пил беспробудно, приходил домой только спать и за это короткое время успевал так напитать однокомнатную квартиру алкогольными парами, что можно было опьянеть, просто посидев там несколько минут. Иногда он заваливался во время наших репетиций, падал на софу и задавал почему-то один и тот же вопрос: «Кто у „Битлз“ был на бас-гитаре?». А однажды он пришел и лег, ничего не спросив — его грязная голова была похожа на пробитый кокос, только молоко текло красное, — и через несколько дней мы его похоронили. За «Дебаркадером» был раньше компьютерный клуб «Снайпер», где когда-то мы тратили все карманные деньги на счастливые часы сетевой братоубийственной войны. Сорбет любил двухзарядный дробовик, убойный на близком расстоянии и совершенно бесполезный на дальнем — возможно, это вообще отражало его отношение к жизни. В другой стороне, за частным сектором, лежал Горбатый мост — рядом с ним было достаточно травы и деревьев, чтобы городской житель мог назвать эту местность «природой» — туда мы и направились.
— Знаешь, — начал я, когда мы уселись на ржавых мостовых поджилках и свесили ноги вниз, — в детстве я иногда представлял, как мама умрет, и… я, конечно, этого очень боялся, но мне почему-то казалось, что после этого я стану очень крутым, таким бесстрашным и бескомпромиссным. Я прямо воображал, как гопники будут обходить меня стороной, шепотом переговариваясь: «С этим лучше не связывайся — он, как мамка умерла, совсем озверел». И вот она умерла…
— «А ты остался таким же, как и был», — напел Сорбет мимо нот.