— Как ты?
— В порядке, — ответил я, добавив мысленно: — Был, пока ты не позвонила.
— Слушай, Денис, одна моя подруга ведет клуб этих… ваших… ну как их? …кинофилов.
— Кинофилы? Это те, что собак насилуют?
— Нет, — засмеялась Женя. — Что, неужели их так называют?
— Ну, есть кинологи — наверное, есть и кинофилы.
— Все-таки ты очень смешной.
Я еще в школе заметил, что девушкам нравятся парни с чувством юмора, потому что сами они редко умеют шутить, но при этом очень любят смеяться. Я долго думал, почему так, и пришел к выводу, что смех — вообще женская стихия. Смех сглаживает острые углы реальности, скрещивает противоположности и в конечном счете отвлекает от фундаментальной трагедии пребывания человека на земле — все, что так свойственно женщинам. Но почему же тогда они не могут шутить? А женщины вообще многого желают, но не могут без мужчины, в то время как мужчины многое могут, но не желают без женщины (поэтому, оставшись в одиночестве, и те, и другие страдают от глубинной нереализованности). Катастрофа начинается, когда мужчины перестают хотеть даже при наличии женщины, ведь тогда женщины учатся мочь. Слава Богу, чувство юмора не так легко приобретается, как водительская лицензия или избирательное право.
— В общем, я не про любителей собак, — пояснила Женя, — а про тех, кто кино любит.
— А, это киноманы, или синемафилы, — сказал я, а сам подумал, что для любителей современного кино, в самом деле, больше подходит термин, изобретенный Женей.
— Да-да, кто-то из них. В общем, они там смотрят фильмы и устраивают встречи со всякими людьми из этой тусовки. Сегодня у них гость внезапно сорвался — подруга срочно ищет замену. Я подумала, может, сходишь к ним — расскажешь что-нибудь. Они будут рады. Подарок какой-нибудь дадут.
— Сегодня? Нет, никак. Я иду с тренировки, жутко уставший. Да и вообще, к лекции надо бы подготовиться.
— А мне в прошлый раз показалось, что ты разговариваешь лекциями.
— Я ослышался или ты только что назвала меня занудой?
— Нет, но придется назвать, если откажешься.
— Плевать. Зануднее твоего мужа я все равно не стану.
— Эй, полегче, — усмехнулась Женя, одновременно и заступившись за мужа, и как бы согласившись с тем, что он зануда. — Ну, не хочешь, и ладно. Только тебе придется выдумать отговорку поинтересней.
— Почему это?
— Потому что я уже сказала подруге, что ты согласен, и сейчас она тебе позвонит.
— О нет, — я искренне вздохнул. — Ты просто виртуоз дипломатии. Прямо дон Карлеоне.
— Это означает согласие?
Да, это означало согласие, и я пожалел о нем тысячу раз уже всего через секунду — когда услышал:
— …Ну вот и отлично. Тогда до встречи.
«Клуб кинофилов» предсказуемо базировался в одном из лофтовых зданий «Artplay» недалеко от метро «Курская». Сначала ты проходишь по привокзальной площади, где «Битва поста и масленицы» Брейгеля после победы последней переходит в «Музыкальный ад» Босха, закручивая тебя вместе с бомжами, калеками, попрошайками, дворнягами, барыгами, дембелями, гопниками, полицейскими, таксистами, туристами, гастарбайтерами и городскими сумасшедшими в тошнотворную шаурму, затем идешь вдоль трамвайных путей с церковью где-то вдалеке и наконец попадаешь на территорию бывшего завода, превращенного в улей креативного класса, большой каменный «Фэйсбук», где за стеклами, похожими на витрины, в просторных офисах с мебелью из «Икеи» перед серебристыми «Макинтошами» сидят с бумажными стаканчиками капучино дизайнеры, копирайтеры, пиарщики, эсэмэмщики, айтишники, эйчары, супервайзеры, ассесоры, веб-мастеры, бренд-менеджеры, арт-консультанты, бьюти-редакторы и прочие бездельники — такие свободные и продвинутые, но при этом такие до смешного одинаковые и до ужаса скучные. Чтобы увидеть современную Россию, не надо совершать путешествие из Петербурга в Москву — вполне достаточно этого десятиминутного пешего маршрута.
Я не сразу нашел нужное помещение — пришлось побродить среди строений. Лофты напоминали мне повапленные гробы: когда-то здесь громыхали станки, пыхтели поршни, гудели конвейеры, жужжала сварка, звенели трубы, потела и рдела жизнь, а теперь остались только кирпичные стены, слегка облагороженные косметическим ремонтом (ведь капитальный ремонт сделает аренду невыгодной), и квадратные метры столичной земли (последнее «богатство», которое еще можно распродать), заселенные безродными цыганами, производящими даже не воздух, а лишь информационный шум.
По пути, начав еще в метро, я пытался мысленно набросать план своего выступления. Конечно, я никогда не мнил себя интеллектуалом, хотя замечал, что кому-то таковым казался — вероятно, из-за природного умения вникать в суть предмета, не погружаясь в него глубоко, и склонности к рассуждениям о так называемом абстрактном. Для настоящих, «патентованных» интеллектуалов я, разумеется, был необразованным выскочкой, ровно как они для меня — начитанными болванами. В аспирантуру я поступил только ради места в общежитии и с тех пор на занятиях почти не появлялся. Отчасти это было связано с моим разгильдяйством, отчасти — со скукой, которую навевали академические занятия по философии, эстетике и теории литературы, отчасти — с моим неприятием правил научного мира, где умелое цитирование ценилось выше оригинальных мыслей. И все же прочитать какую-то более-менее связную лекцию по своей диссертационной теме я мог.