— «Раз я здесь»… Мне кажется, в этом главная проблема твоей философии — в том, что мы здесь. Ты так беспокоишься о природе, что человек в ней кажется уже лишним. Если развить твою логику, то лучше было бы человеку вообще не становиться разумным. Остались бы мартышками — тогда бы и гармония природы не нарушилась. То есть лучше бы человеку и не быть вовсе.
— Возможно. Но я все-таки верю, что для человечества не все потеряно и разум восторжествует. Надо только перестать жрать животных, гадить под себя, ну и, конечно, размножаться такими темпами. Уж этот инстинкт мы просто обязаны подавлять.
— А самому-то удается?
— Пока да. А после 35-ти собираюсь вазэктомию сделать. Ну, чтобы сношаться, но без сперматозоидов. Раньше 35-ти закон запрещает.
Я не сдержался и засмеялся.
— Чего ты ржешь? Мне кажется, рожать детей сегодня — это настоящее преступление. И против планеты, и против самого ребенка. На новых людей уже не хватает мировой души — чем больше людей, тем они ущербнее морально.
— То есть ты за аборты?
— Да.
— И при этом против насилия над животными?
— Да.
— Ну, теперь-то я точно знаю, что антихрист будет веганом.
— Слушай, воин Христов, убавь пафос. Ты вот старину чтишь, а ведь до Потопа люди вообще не ели животных. Или до этого места Библии ты еще не добрался?
— Не ели. Только в жертву приносили. Вряд ли это можно считать прообразом веганизма.
— Да уж… Ну вот скажи, разве может такая жертва быть угодна Богу?
«Жертва Богу дух сокрушен», — хотел ответить я, но понял, что не имеет смысла вести разговор на разных языках, и отшутился:
— Конечно, нет. Куда приятнее Ему будет твоя ритуальная кастрация.
— Вазэктомия!
Устав от споров, мы с Митей немного поговорили о всякой ерунде, отвечающей на вопрос «что нового?», не обошлось, разумеется, и без воспоминаний о нашем общем «старом». Наконец уже перед тем, как распрощаться, я спросил:
— Слушай, а они к тебе еще приходят?
Митя сразу понял, о чем речь.
— Нет, давно уже нет. Кое-какие эзотерические практики помогли мне уладить проблемы с подсознанием, и галлюцинации прекратились.
— Галлюцинации, значит… Понятно.
— Конечно, галлюцинации — а что же еще? Если бы это были «бесы», — Митя проиллюстрировал кавычки пальцами, — то почему же они вдруг отстали?
— Ну знаешь, за зверем гоняются с силками, пока он убегает, а когда он уже в клетке, его, наоборот, кормят и поят.
— Разум — вот лучшая защита от силков и клеток.
— Наверное, ты прав, — ответил я, изобразив задумчивость, что по-честному можно было перевести как «эх, Митенька, несчастный человек». Воистину, главная хитрость дьявола — убедить людей в том, что его не существует.
Всю дорогу домой я размышлял о нашем разговоре. Удивительно, думал я, человек верит в свое происхождение от мартышки, не ест мед и не носит шелк, протестуя против эксплуатации пчел и тутового шелкопряда, собирается себя стерилизовать ради спасения планеты и при этом воспевает человеческий разум. А наркотические эксперименты Мити по «расширению сознания» в духе дона Хуана и практика осознанных сновидений скорее усложняли «клиническую картину», чем объясняли ее. Это было настолько абсурдно, что требовало предельно серьезного осмысления.
И внезапно я понял, что Митя — не «фрик», а самый настоящий авангард человечества. Или точнее — постчеловечества. Подлинный и верный слуга эволюции, всегда немного опережающий сегодняшний день, а потому обреченный быть непонятым и ненавидящий отсталых собратьев вплоть до желания истребить их за то, что они никак не могут стать теми, кем он увидел их в зыбком мираже будущего. Неутомимый кочегар прогресса, чувствующий, что его поезд несется над бездной и рельсы вот-вот оборвутся, но неспособный дать заднюю и обретший высший смысл в самой топке печи, тогда как пассажиры тупо спят по вагонам. Самозабвенный жрец Кроноса, бога времени, кастрировавшего отца-Небо по научению матери-Земли и пожравшего собственных детей, бога сатурналий, карнавалов всеобщего равенства, где рабы и господа меняются местами, кровожадного бога, которому приносят в жертву младенцев, темного бога, заключенного олимпийцами в Тартар. И каким бы смешным ни казался сейчас образ Мити большинству людей, это большинство неминуемо и, по всему, уже совсем скоро ему уподобится. Я вдруг увидел это с пугающей ясностью.
Отрезав Бога бритвой Оккама как атавизм, цивилизация поставила человека перед выбором: либо занять Его место, либо раствориться в природе, став одним из животных. Но горделивые титаны не способны забраться на небо — несмотря на все усилия, они обречены срываться вниз, поэтому, разочаровавшись в гуманистическом человекобожии Модерна, люди неизбежно придут к пантеистическому человекозверию Постмодерна, в котором парадоксальным (на самом деле, вполне логичным) образом смешаются научный подход и дремучий оккультизм, елейное прекраснодушие и хладнокровный каннибализм, жесточайшая тирания и разнузданнейшая анархия.