— Это, пожалуй, так, — с пониманием вздохнул отец Димитрий, видимо, вспомнив разом все выслушанные им исповеди про заплесневевшую просфору или стакан кефира в среду.
— Знаете, я вот подумал, что даже само слово «раскаяние» — оно очень похоже на «раскалывание».
— В смысле допроса что ли? — отец Димитрий по-доброму усмехнулся, и у меня уже не было ощущения, что он хочет поскорее от меня избавиться.
— Нет, в смысле раскалывания нашей тварной, телесной скорлупы. Разве важно, какой именно мусор на нее налип? — главное, расколоть ее, совлечь с себя ветхого человека. В этом ведь смысл духовной жизни. А соблюдать какие-то заповеди и, нарушив их, бежать в церковь, чтобы отчитаться — это уже же какая-то бухгалтерия, какой-то дебет-кредит, какое-то НДФЛ, прости Господи. Или я что-то неправильно понимаю?
— Думаю, в общем правильно, но не без определенного максимализма. По вашей логике, и Церковь не очень-то нужна. Но тем не менее, вы же пришли сюда, и пришли именно участвовать в таинстве.
— А как же без таинств? В таинствах Сам Святой Дух действует — чем еще мощнее ударить по скорлупе?
— Ну хорошо, — отец Димитрий благодушно улыбнулся. — Тогда давайте перейдем непосредственно к скорлупе. Вы говорили, что вас что-то терзает.
— Да…, — я растерялся. — Возможно, завтра я убью человека.
Отец Димитрий обомлел.
— Вы… наверное… врач? — вымолвил он, с трудом проглатывая междометия. — У вас завтра важная операция?
— Нет, я… народный мститель, — тут я невольно ухмыльнулся, но слов точнее и понятней у меня тогда не нашлось.
— Господи помилуй… Нет, я не готов сейчас… Останьтесь после службы, и поговорим.
— Как скажете.
Через тяжелую деревянную дверь я вышел из придела в среднюю часть храма и вернулся на свое место. Исповедовав женщин, отец Димитрий продолжил службу. Во время каждения он так старался не столкнуться со мной взглядом, что я даже забеспокоился — не заметил ли этого Игорь. Если бы Игорь узнал о содержании моей исповеди, то без колебаний отменил бы акцию.
После службы мне даже пришлось пойти на небольшую хитрость: выйдя за ворота храма, я сказал Игорю, что у меня есть дельце в этом районе, но в другой стороне от метро, а когда мы распрощались, я дошел до ближайшего перекрестка, свернул за угол, подождал немного и побежал обратно в храм. Отец Димитрий уже закрывал дверь на замок, но увидев меня, снял его, и мы прошли внутрь.
— Значит, народный мститель…, — сказал батюшка не то вопросительно, не то утвердительно, не то мне, не то себе.
— Не пугайтесь. Просто мы с друзьями наказываем плохих людей. И вообще, убийства, может, и не будет. Это решит случай.
— А вам не кажется, что решать должны полиция и суд?
— Увы, государство зачастую только поощряет этих людей.
— И вы считаете, что творите Божью волю, что Ему угодно насилие?
— Отец Димитрий, давайте не будем про непротивление злу — два великих ума достаточно раскрыли эту тему. И кстати, анафеме был предан именно сторонник непротивления. Хотя и не за эту идею, но все же.
— Да, чему я удивляюсь? — батюшка не слушал меня и задумчиво кивал головой. — Именем Христа оправдывали и крестовые походы, и инквизицию…
— Но тем же именем Сергий Радонежский благословлял на бой князя Дмитрия Донского и с ним двух своих монахов. Ныне все они прославлены как святые.
— Но не за убийство.
— Не за, но в определенном смысле через. Впрочем, в нашем случае речь, конечно, не о святости.
— И неужели вы думаете, что получите мое благословение?
— Нет. Я его и не просил. Я лишь хотел исповедаться.
— Хорошо. Я отпущу вам грехи. Но причастие запрещаю.
— Да будет так. Хотя мне помощь Божья нужна завтра больше, чем кому-либо.
Я пригнулся, отец Димитрий накрыл меня епитрахилью и прочитал разрешительную молитву. Я перекрестился, поцеловал крест и Евангелие, затем бросил перед батюшкой подручник и поклонился в землю.
— Прости мя, отче честный, и благослови.
— Бог да простит, Бог да благословит.
Я поднялся, сделал шаг к отцу Димитрию — тот перекрестил меня, касаясь двумя перстами лба, живота и плеч.
— Христос посреди нас, — сказал он.
— Есть и будет, — ответил я и поцеловал подставленное батюшкой плечо. А затем, еще раз поклонившись в землю, пошел к выходу.