Тая была не дурна собой, даже привлекательна. Есть такие женщины, которые просто созданы, чтобы отдаваться, дарить себя, принадлежать, и только в этом обретают смысл. Если у такой есть мужчина, она полностью растворяется в нем, от любви и преданности забывая саму себя, а если его нет, томится всем своим существом, как цветок, распустившийся под тенью кустарника и не замечаемый садовником. Все это прямо относилось к Тае. Проблема была в том, что подобные женщины меня всегда отталкивали. Возможно, я был недостаточно мужчиной, чтобы воспринять женственность в ее чистом, предельном виде, а может, был слишком, как говорят, «заморочен», чтобы согласиться на такую простую отношенческую модель. Так или иначе, план Жени был бесперспективен и скорее имел обратный эффект, потому что ее совестливость меня только еще больше очаровывала.
Когда мы сели за «Имаджинариум», мне захотелось провалиться под землю или хотя бы спрятать лицо под балаклаву, потому что уже подвыпившая Тая стала флиртовать посредством игры.
— Близость, — огласила она свой ход.
Я хорошо играл в «Иманджинариум» и сразу понял, что ее карта — та, на которой изображен коллаж с луной, пальмой, пенистой ванной, стогом сена, туфлей на высоком каблуке, бабочками и граммофоном. Женя предсказуемо сделала ставку на мою карту, где в центре композиции были лев и корова в тандемном велосипеде. А Игорь поставил на картинку с островом, на котором, прижимаясь друг к другу, ютилась целая толпа мобильников с руками и ногами, словно ожидающих то ли парома, то ли конца света.
— Совсем не понимаешь ты женщин, — сказал я Игорю, когда раунд закончился и выяснилось, что только я угадал карту Таи.
— Это правда, — согласилась Женя.
— Зато у Игоря есть ты, а у Дениса никого нет, — ответила ей Тая.
— Откуда ты знаешь? — спросил я, чем привел Таю в растерянность.
— А… ну… не знаю, ты производишь такое впечатление, — конечно же, Женя с Игорем уверяли ее, что я одинок и нахожусь «в активном поиске», но не могла же она об этом проболтаться.
— А не ты ли говорил, что женщину вообще невозможно познать до конца? — обратился ко мне Игорь, задетый уличением в непонимании женщин.
— Да. Но нельзя же совсем отказываться от попыток. Вот ты же знаешь, что все закончится воцарением антихриста, но считаешь своим святым долгом препятствовать этому. Нас не должна пугать невозможность победы! — я поднял бокал и, не дожидаясь поддержки, выпил один.
— А по-моему, неважно, понимает мужчина женщину или нет — он должен просто вести ее за собой, защищать, обеспечивать, — изрек Игорь.
— Вести, значит. Как овцу, — тихо возмутилась Женя.
— Ну и любить, конечно, — добавил Игорь.
— Ну так, по-христиански, без фанатизма, — передразнила его Женя.
— Жень, хватит, я такого не говорил, — Игорь попытался поцеловать ее в голову, но она отклонилась.
— А ты, Денис, как думаешь? — спросила Тая, всем видом показывая, как ей важно и интересно мое мнение.
— Я думаю, что мужчина должен соединять в себе три ипостаси: философа, воина и отца. Это в идеале. Если кто-то преуспевает только в чем-то одном, это уже неплохо. Но если мужчина не размышляет о высоком, не рискует жизнью в бою и даже не заботится о семье, то он живет впустую.
— Ну, ты-то, старик, столько философствуешь, что о семье и боях можешь не волноваться, — пошутил Игорь.
— Философствовать — это, и правда, самое важное. Только ради Истины мужчина должен уметь оставить и семью, и Родину, — ответил я.
— То есть во время Второй мировой правы были власовцы?
— Нет, они были и против Родины, и против Истины.
— Значит, Истину тогда выражал богоборческий советский режим? Получается, есть какая-то Истина отдельно от Христа?
— Нет. Но знаешь, в каком-то смысле Россия важнее института Церкви. Как юродивый святей епископа, или как Царь главнее Патриарха…
— Как юродивый или как Царь… да уж, — усмехнулся Игорь.
— Именно. Россия это и есть юродивый Царь.
— Так ради чего ты отказываешься от семьи? — спросила меня Женя. — Ради Родины или Истины?
— Я не отказываюсь…