С окраин доносился глухой грохот канонады, но здесь, в центре Донецка, люди почти не обращали на это внимания.
— 160-ые, — сухо заметила проходившая мимо женщина.
— Похоже, — проронила в ответ ее спутница.
Несколько минут назад он вышел из местного военкомата, где после короткой беседы был зачислен в армию ДНР и сразу попросился на передовую. Направление он получил, но оказалось, что до передовой придется добираться своим ходом. Времени до комендантского часа оставалось мало, и он побрел искать такси.
У остановки стояла «копейка» с водителем, щелкающим за рулем семечки. Новобранец наклонился к окну — осторожно, чтобы не попасть под вылетающие оттуда плевки с лузгой, — и назвал пункт назначения. Водитель оглядел его, а потом произнес:
— Триста.
В военкомате ему сказали, что проезд обойдется дешевле, но торговаться он не стал.
— Не местный? — спросил водитель, едва они отъехали.
— Да.
— И чего ты тут забыл?
— Как чего? На войну приехал…
Водитель рассмеялся, а он неуверенно добавил:
— Людей защищать…
— Защитили уже, спасибо. Вон, слышишь — салют праздничный?
Водитель снова рассмеялся. Тут впереди показалась голосующая девушка, и он притормозил возле нее.
— Куда?
— В «Рассею».
— Садись, — бросил водитель, а потом повернулся к уже взятому пассажиру: — По пути закинем.
— Куда? — переспросил тот с удивлением.
— В «Рассею», — повторила девушка, неуклюже залезая в салон на высоких каблуках.
— Он не местный, — пояснил водитель.
— Клуб такой. Там сегодня дискотека ночная.
Машина тронулась. Девушка закурила, водитель продолжал грызть семечки, канонада не стихала.
— Позывной? — рявкнул командир подразделения, в которое его зачислили.
— Лебедев.
— Я не фамилию спрашиваю, а позывной!
— Это не фамилия… То есть фамилия, конечно… Но не моя, а Достоевского…
— Фамилия Достоевского? Ты пошутить что ли решил? Может, хочешь, чтоб я тебе позывной придумал? — командир взбеленился.
Тут в разговор встрял проходивший мимо солдат:
— Братан, ты ж новенький? — обратился он к новобранцу, обдав его перегаром. — По-любому носков с собой кучу привез. Загрей парочкой, а. Ну загрей.
— О, «Носком» тебя и назовем. Хочешь? — подхватил командир, нисколько не возмутившись, что солдат вмешался в их разговор.
— «Носком» не хочу, — ответил новобранец. — Лучше «Загрей»… Позывной «Загрей». Можно так?
— «Загрей»? — командир усмехнулся. — Ну ладно, будешь «Загрей».
— Да ты гля, командир, он же блажной? — снова подал голос перегарный солдат. — Эй, воин, ты человека-то убить сможешь?
— Если мы все одно… то отчего же не убить? Я же, выходит, себя убиваю. Да и как я могу убить, когда все мы бессмертны?
— Ты слышал, командир? Какая ему передовая?
— А то к нам желающих много! Когда зарплата что здесь, что в тылу — одна. Неудивительно, что только психи под обстрелы и лезут. Пусть служит — на что-нибудь сгодится.
— Да мне-то пох вообще. Пусть только носками загреет.
— Вот тебе первый приказ, «Загрей»: доставить товарищу подкрепление в виде носков. Справишься?
Боевые собутыльники загоготали.
В те дни шли дожди, превращающие блиндажи в запущенные свинарники. Черная вязкая грязь была повсюду — на койках, на посуде, на оружии и боеприпасах, на одежде бойцов и под ней, въедаясь в кожу, а пронизывающий степной ветер пробирался еще глубже — до костей, до самой души. Если бы можно было заглушить шорох дождя и свист ветра, то стал бы слышен зубовный скрежет бойцов.
Наступило время сменить товарища в карауле, и он, взяв автомат, пошел наверх. Никаких церемоний не соблюдалось — один боец приходит, второй уходит. Так произошло и на этот раз, и вот он уже стоял один посреди ночной степи.
Через некоторое время в небе замигал огонек — это летел беспилотник. Стрелять по нему из АК было бесполезно из-за высоты полета, и караульный просто проводил огонек взглядом. Вдруг откуда-то со стороны затрещали автоматные очереди. Либо это пьяные соратники развлекались пальбой по беспилотнику, либо враг, проведя разведку с воздуха, начал наземную атаку.
Пока он пытался понять, кто находится в том направлении — свои или чужие, — пули засвистели совсем рядом. Ему не оставалось ничего, кроме как открыть ответный огонь на поражение. Началась перестрелка. Он упал в грязь, принял упор лежа и застрочил. Противника не было видно, а пули улетали в ночь, как плевки в пропасть — отследить их траекторию было невозможно. В разгрузке имелся один «рожок» с трассерными пулями, но он не помнил, в каком именно кармане. Начав возиться с жилетом, он вдруг почувствовал жар, разлившийся с плеча на грудь, и не сразу понял, что ранен — боль наступила парой секунд позже.