— Не будьте бабой. Привыкайте отвечать. Возьмите себя в руки. На нас смотрят. — Фролов решительно повернулся и быстро пошел прямо на поредевшую толпу. Народ нехотя расходился.
Обратно шли не торопясь, небольшими группами, в полголоса обсуждая случившееся. Где-то у поворота на бензосклад нас нагнал чернявый парень. В отличие от других он шел один. Его фигура показалась мне знакомой. Чернявый легко перепрыгнул канаву и быстро пошел по успевшей уже просохнуть кромке асфальта. Обернулся он скорее случайно. Может, что почувствовал. Наши глаза встретились. Доброты в том взгляде не было, впрочем и покоя тоже.
Настроение заговорить сразу пропало. «Не узнает или не хочет узнать», — с чувством неприязни подумал я и отвернулся. Сомнения быть не могло — это Казутин.
Николай долго искал бригадира каменщиков, пока решился поставить на вторую бригаду этого приземистого, с необыкновенно длинными руками парня. Подробного знакомства у нас не было.
Пару раз у Николая, на народе да в отделе кадров — вот, пожалуй, и все.
Парень был на редкость нескладный и замкнутый. Может быть, потому и запоминался больше других. Николай его недолюбливал за нелюдимость, но за мастерство ценил и с бригадирством чернявого мирился.
«Н-да… тип не из приятных, но подробности знать должен», — решил я и стал вновь искать глазами своего знакомого.
Однако чернявый куда-то пропал. Отстать не мог, шел он быстро. Значит, убежал вперед или свернул на бензосклад — в общем, пропал.
Ребята заметили мое беспокойство.
— Ты чего?
— Да… так. Знакомого бригадира с шестого участка увидел.
— Ну…
— Вот тебе и ну. Пока прикидывал: он не он, испарился куда-то.
— Хреново… — Сашка сердито дернул головой.
— Узнать бы детали не помешало.
— Не помешало бы, — согласился Сергей.
Остальной путь шли молча.
Пять дней стройка напоминала растревоженный муравейник. Говорили только об аварии. Кого-то обвиняли, с кем-то обещали посчитаться, напропалую ругались, опять спорили, и так каждый день.
Случившееся оказалось настолько внезапным, что первое время мы как бы привыкали к несчастью. Сживались с мыслью: «Наяву существует то, что на «самом деле случилось». Потом глухота оцепенения прошла, и мы превратились в обыкновенных пострадавших, которым следует высказывать участие, понимающе трогать за локоть и чуть дрогнувшим голосом напутствовать:
— Ничего, ребята… Вы того, крепитесь. Не в лесу живем… Среди людей.
Ребята, как и положено ребятам, растроганно улыбались и то ли по неопытности, то ли от волнения, невпопад роняли: «Ну да… Точно. Само собой. Утрясется, уладится».
Жаль, но получилось все наоборот.
Делу дали ход.
Следствие вел некий Жихарев, из областной прокуратуры. Человек для нас неизвестный. Да и откуда…
Росту Жихарев был небольшого, лицом сухощав, говорил он тихо, даже слишком тихо. Сидишь напротив и все равно переспрашиваешь: «Что?», «Как вы сказали?» По такой причине и мысли разные в голову лезут. Дескать, не повезло человеку. Все шепотом да шепотом. Никак на здоровый голос не наладится. При такой работе сплошное неудобство. А тут вдруг на улице встретили. Здрасте, до свидания. И голос как голос. Быть не может… Почудилось… Не стоит волноваться — чисто профессиональное… Это как в боксе, главное — навязать противнику непривычную манеру боя. У них, считай, каждый допрос — поединок… Заставить преступника почувствовать неудобство… Это уже кое-что.
— А если не преступник.
— Ничего не попишешь, издержки производства. Жизнь… Лучше бы и не знать всего.
Спустя дней пять-шесть нас вызвали в прокуратуру. Точнее, нас тоже вызвали. Приглашали многих.
— Суть дела ясна, — обронил Жихарев и ткнул линейкой форточку. — Не люблю сквозняков… Остается уточнить частности.
Он так и сказал — «частности».
— Вы, кажется, дружили? — спросил он негромко.
Я покосился на папку (судя по всему дело за номером), на испачканные чернилами руки следователя, прислушался к свистящему придыху (видимо, сквозняк не только сегодня), еще острее почувствовал в голосе следователя досаду, посмотрел на достаточно стандартное мужское лицо, вздохнул и сказал себе: «Этот человек мне не нравится».
Жихарев не торопил меня. Он с преувеличенным вниманием перелистывал материалы дела, которые наверняка знал наизусть, качал головой, как если бы удивлялся наивности написанного, и ждал…
— Пусть вам не кажется. Товарищ Климов мой самый близкий друг.
— Гражданин Климов, — мягко поправил следователь.