— Зачем мы сюда пришли? — устало бормочет Сашка.
— Это уж позвольте спросить вас… Наверное, не для того, чтобы обсуждать советское законодательство…
— Да… да, не для того, — соглашаюсь я.
Мне казалось, что его кабинет гораздо просторнее. Первое впечатление всегда обманчиво. Какая несуразная и душная комната. Ужасно скрипучий паркет.
— Смешные люди, — бормочет Бутырин. — Думаете, мне не обидно… Пять месяцев…
Он еще что-то говорит. Слова настигают нас в дверях. Но мы их уже не слышим…
Выходим на улицу, стараемся не глядеть друг на друга. Наш провал слишком очевиден.
— Так нельзя…
— Что нельзя, Дима?
— Беспомощность — плохой аргумент.
— Есть предложение посетить кафе «Весна»…
— Идея не ахти, конечно, но другого выхода нет.
— По крайней мере, лучше, чем торчать на улице… К тому же дождь собирается.
Снимаем табличку «Стол не обслуживается». Официантка возражает. Это уже по части Димы. Дима многозначительно щурит глаза.
— Сестра, ты же нас любишь? — говорит Дима и кладет в мягкую ладонь рубль…
Для начала недурно, конфликт улажен.
— Кто хочет высказаться?
Высказаться хотят все.
Мы не должны просить — справедливая мысль… Мы должны настаивать.
— Откуда такая уверенность, что нас поймут?
— Простите, у вас тут свободно?
— Занято!
— Не так громко, ребята. Дима, дай ей еще полтинник и отставь эти стулья к другим столикам.
— Шумно здесь, — недовольно морщится Сашка.
— Что делать, издержки общественного питания. В следующий раз мы закажем отдельный кабинет.
— Кончайте трепаться… Поговорим о деле…
— Дело надо делать, а не говорить о нем.
— Зрелое замечание, Сережа. Может быть, ты скажешь как?
— Пора стать взрослыми людьми. Эмоции удел наивных. Нужны факты…
— Хм, факты… Где их взять.
— Мы знаем только то, что мы знаем.
Сашка трет ладонью подбородок.
— Правильно. А знаем мы ноль целых ноль десятых. Иначе говоря — ничего.
— А ты, Сережка, оптимист.
— Неправда. Мы знаем главное. Мы знаем Николая. На шестом участке есть некто, кому поручалось проверить подкрановые пути. Я уверен в этом. В конце концов проверять — дело крановщика.
— Согласен, но крановщик погиб. Его ни о чем не спросишь.
— Мы обязаны заронить сомнение, понимаешь — обязаны.
— Ты предлагаешь начать новое следствие. — Все та же ироническая улыбка.
— Сергей, ты мне не нравишься. Сашка говорит дело. Нам нужны друзья. Люди, которые нам поверят.
— Точнее, захотят поверить.
— Пусть так, Дима. Это тоже кое-что.
— Вот именно кое-что.
— Мы не добьемся оправдания. Так может случиться. Но это не значит, что мы проиграли. Пять лет — срок, и два года — тоже срок… Сделать все, что в наших силах, чтобы наказание было минимальным.
— А разве может быть иначе? — Сашка беспомощно оглядывается на Сергея, Димку… — Ты сам с-с-сказал, Сережа. Откуда такая уверенность, что нас поймут. Правильно, уверенности нет. Но откуда уверенность в непонимании. Ее же тоже нет…
— Я не знаю, чем все кончится, и не собираюсь противопоставлять факты эмоциям. Но я уверен в… одном. Сейчас нам нельзя сомневаться.
— Что верно, то верно.
— Бутырин — это начало. Он не один.
— Тем хуже.
— Согласен, Сережа. — Дима говорит обрывками фраз. — Мы должны помешать людям отвернуться…
— Не знаю, может быть… Только я слабо в это верю.
— Влиятельные люди везде есть.
— Наверно, есть.
— Вот и отлично. Будем искать влиятельных людей. Стаканы с пивом простуженно звенят.
— По какому вопросу? — спросила она и встала.
— По важному, — ответили мы и сели.
— Вас вызывали? — еще раз спросила она.
— Нет, мы пришли сами, — еще раз ответили мы.
— Тогда подождите.
Массивная дверь легко поддалась и поглотила секретаршу.
Он был, скорее, моложав, чем молод, выдавали морщины. Стоило Харламову задуматься, в межбровье обозначались три вертикальные складки, мягкие разводы кожи под глазами дрябли, и сразу лицо становилось лицом немолодого человека.
— Курите, — сказал секретарь обкома и толкнул к нам пепельницу. — Мне кое-что известно. Этого достаточно, чтобы высказать сожаление, но слишком мало, чтобы помочь. Я вас слушаю.
Мы не очень последовательны в своем рассказе, часто перебиваем друг друга, вспоминаем подробности. Наконец наступает момент, когда я говорю…
— Вот и все…