И тут повернется Димка и, конечно же, скажет.
— Тебе бы по зубам дать, да вот настроения нет.
Сережка презрительно фыркнет и снова начнет кружить по комнате.
Сашкин взгляд потребует моего вмешательства: «Ты начал, ты и кончай».
— Сашка прав… Максимализм присущ молодости, — скажу я, — однако не лучшая ее черта.
Сережка остановится, прищурит глаза и станет мерно раскачиваться из стороны в сторону.
— Исполняешь роль пророка.
— Нет, просто надоело твое брюзжание.
— Не нравится, могу уйти.
— Вот как? Ну если можешь, валяй…
Все разом подвинутся к столу.
Кажется, я бросил на весы больше, чем положено. У меня влажнеют ладони. Тишина в комнате перестает быть только слышимой. Она зрима.
Сережка морщит лоб. Нужны какие-то значительные слова. Сережка этих слов не находит.
— Ладно, — бормочет он… — Молчу. Я пошутил…
Он пошутил, не правда ли, он очень удачно пошутил?
Оцепенение со временем пройдет, и тогда я скажу все то, что хотел сказать: о максимализме, который объясним, о максимализме, который чреват, когда совершенное приравнивается к нулю…
Нас всех мучает один и тот же вопрос: «А было ли совершенное?» И я отвечу — было. Не могло не быть. Ничто в жизни не происходит просто так… Три всегда меньше пяти. Об этом не следует забывать. Лучшее всегда с чего-то начинается… И если мысль — явление активное, значит, лучшее начинается с желания сделать лучше.
Время рождает мудрость. Истина по-своему очевидная, но путь к ней каждого из нас не равнозначен… Существует мир, в котором ты живешь: встречаешь людей, себе подобных, людей не похожих, мир, где тебе сопутствует удача или ты пожинаешь беду; где любовь преходяща, как времена года. Мир неизменный, раз и навсегда открытый, отданный тебе в пользование… Мудрость не пыль веков и не пепел истории. Мудрость невидима — она в глубине дня, часа, минуты. И ты никогда не готов к ответу. Кто из людей, тебя окружающих, способен войти в твой мир и перевернуть его… Способен покинуть его, и тогда мир перевернется сам, ибо потеряет равновесие.
А может, мы всего-навсего попали в другое измерение того же самого мира.
Были просто Лена и просто Николай… Девчонка и парень, с которыми ты коротаешь время… Но когда-то случается, неминуемо случается… И уже нет просто Лены и просто Николая, а тебе суждено открыть часть мира, сведенного в формулу «ОНИ». И очень скоро, так скоро, что даже не верится, ты замечаешь: познанное тобой равно нулю. «Они» неизведанная клетка мира.
Я ей звоню уже пятый раз… Автопарк не отвечает. Набираю справочное, прошу другой номер. То же самое. Никто не берет трубку. Нелепость: ей давно пора стать действующим лицом в этой истории.
Она должна понять — звучит слишком категорично… Она сумеет понять.
Первое посещение — только мы четверо. Необходимо увидеть собственными глазами, почувствовать, пережить.
Но почему так? Разве не логично — сначала тот, кто ближе? Нет. Это не загородная прогулка. Сначала тот, кто сильнее. У нее будет достаточно времени. А начинать нам, и никому больше.
Что ж, со стороны мы неплохо выглядим. Наш гуманизм оправдан. Мы не только друзья. Мы еще мужчины. Все закономерно: так хотели мы, так было.
И вдруг желаемое обернулось своей противоположностью. Взрыв нашего благородства оказался не больше чем буря в стакане. Глухарева оградила себя сама, без нашего участия.
Нас трудно удивить. Все, что могло случиться, случилось. Мы едем к нему первый раз… Мы едем второй, бесспорно, будет третий, пятый, десятый. Но разве суть в этом. Тысяча оправданий: «Не знала». Так принято, предупреждали всегда мы. «Мне нужно прийти в себя». Логично. Мы сами настаивали: сначала те, кто сильнее.
Нет, нет, я не порицаю. Я просто хочу уяснить существо. Должна же она когда-то возмутиться, потребовать справедливости, если бесправие так очевидно…
Не требует, не хочет требовать. Боязнь, робость, крушение надежд — все это может существовать где угодно и когда угодно. Но только не в том мире, где есть мы и Лена Глухарева.
— Коммутатор, дайте мне город. Сначала автопарк, потом… Потом посмотрим. — Невозмутимости телефонных аппаратов можно позавидовать. — К черту, — вырывается у меня. — Торчать здесь… Придется ехать. — В приемной главного инженера я один. Звук собственного голоса, усиленный пустотой комнат, заставляет меня вздрогнуть и машинально повернуться к двери.
Сергей стоит, широко расставив ноги, отчего кажется чуть ниже своего роста… Я не слышал, как он вошел.