Очень скоро мы поняли, что все без исключения влюблены. Так случилось. Мы подозрительно поглядывали друг на друга и делали единственно верное, хотя и малоприятное открытие: «И он тоже».
Двое из нас скисли сразу, потому как почти молодожены. Им единственно что оставалось — говорить «здрасьте».
А вот мы — Сережка, Коля и я — мы другое дело. Наш удел — ждать.
Цветы договорились дарить по графику. Сегодня я, завтра — Николай, послезавтра — Сергей. Время от времени мы разрешали это делать Димке с Сашкой. Естественно, только в целях профилактики и укрепления семейных уз… Однако вскоре от этого пришлось отказаться. Начинал действовать закон перехода количества в качество. График был пересмотрен, и отныне цветы дарили мы, а молодожены хором говорили «здрасьте».
Ну, а дальше? А дальше решать не нам.
На дворе стоял апрель. Пористый снег, серые залысины асфальта на солнце, застекленные по утру лужицы и воздух — весенний и мороз. Мы вдыхали вечерний озон, блистали, так, по крайней мере, нам казалось, своим остроумием, ну и… Да, переживали и ждали. Чего именно? Решения прозаического уравнения. Быть или не быть. Любит — не любит.
И она сказала «быть». «Мальчики, мне лучше быть с Николаем».
Вот так просто решаются самые сложные проблемы. Не надо прятать двугривенный в новогодний пирог, по очереди тащить обломанные спички. Ничего не надо. Все просто: «Мальчики, мне лучше быть с Николаем».
«Но почему? — готов был взорваться каждый из нас. — Почему с Николаем?»
Мы убеждали себя: надо быть выше этого. Мы готовы были облить презрением каждого, кто бы назвал это чувством зависти.
«Подумаешь, — говорили наши иронические взгляды. — Не считаете ли вы, что мы обижены вниманием. Мы, парни с незаконченным высшим, так сказать, надежда строительного треста и, надо полагать, не только треста. Смешно!»
Мы рады за товарища. И даже больше того, мы желаем ему счастья.
И все-таки почему?
Коварный червь сомнения сверлил наш мозг, а апрельское солнце настойчиво подогревало наше легковоспламеняющееся самолюбие.
Да, он умен. А мы?
Да, он молчалив. А мы?
Ну, положим, не совсем, скорее, даже наоборот, но разве это порок?
Он пишет стихи. Ну и что? Стихи — не довод. Зато мы их читали, чего не делал он.
И все-таки чем-то он был лучше каждого из нас.
Может быть, своим умением слушать, полностью отдаваясь во власть мыслей собеседника.
А может, улыбкой, которая, словно заблудившись, вдруг застывала где-то в глубине его серых глаз.
А может быть… Нет… Это совсем другое.
Случилось все на его дне рождения. Дата хотя и не круглая — Николаю двадцать четыре, однако отметить положено.
Экспромт — великая вещь. Николаю ни слова.
Катюша Брагина — Сашкина любовь — где-то раздобыла кусок красной материи и, пока мы занимали у соседей стулья, обтянула кумачом угол комнаты.
Сашка достал мел и аршинными буквами написал: «Красно место пусто не бывает». Потом поставил точку и добавил: «Занято».
Около восьми все собрались, ждали Николая. А часом позже уже терялись в догадках, почему его нет. Лена наклонилась ко мне и сказала:
— Меня даже знобит от страха.
— С какой стати?
— А вдруг он не придет.
— Куда же он денется, придет.
В этот момент открылась дверь… С его плаща стекают капли воды — дождь обещали с утра. Николай ошалело посмотрел на заставленный стол, на принарядившихся гостей и невпопад опросил:
— Что случилось?
— Ура! — завопил Димка.
Все остальное не имело значения.
Это был прекрасный вечер.
Ленка в ударе. Мы, впрочем, тоже. Напропалую отплясывали все модные танцы, на которые только способны.
— Кто посадил их рядом?
— Я.
— Ну и дурак, — выдыхает Димка, закручивая помрачительный твист.
Настроение Сережки меняется на ходу.
— С этой девчонкой я его вижу первый раз.
Спрашиваю:
— Серьезно?
— Профилактика, — отвечает Сережка одними губами.
Смотрю, как он виртуозно делает повороты, и успеваю подумать: «Танцует он лучше нас всех».
Странно, отчего его интересует красный угол?
Потом пришла буфетчица Поля и сказала, что цинандали нет, а есть шампанское. И мы пили шампанское.
Танцевать почему-то расхотелось. Сережка достал гитару. И тут случилось главное. Мы не заметили, как Лена подошла к нам.
— Мальчики! — У нее вкрадчивый, добрый голос. — Я вас всех очень люблю. И тебя, Сашук, и тебя, Димча, и тебя, Серый.