Караул в виде двух солдат все еще дежурил у дверей.
Поодаль, на диванчике за столом постовой медсестры спали еще двое солдат. Видно, потеряв одного из «подопечных», то есть самого Руслана, парни решили нести караул по очереди. Ни Сергея, ни Писаренко видно не было. Нахмурившись, так как не совсем понимал, куда те могли деться и значит ли их исчезновение что-то, Рус тихо открыл двери, кивнув следящим за ним охранникам, после чего зашел в палату.
И тут же сильнее сдвинул брови, увидев, что Сергей на пару с Николаем Алексеевичем сидят около кровати Светы и явно мешают ей отдыхать.
Потому как Рус не понимал, о каком отдыхе может идти речь, если ты хохочешь? Причем эти трое веселились так, что даже не заметили его прихода.
Поджав губы Руслан решительно подошел к кровати, одарив друга таким взглядом, что тот сразу умолк, захлопнув рот как раз на середине истории, о том как они трое в пору средней школы, доставали учителя математики.
— Я велел тебе отдыхать, — сурово пожурил он все еще хихикающую Свету.
Однако похоже, испортил впечатление от своего укора тем, с какой нежностью ее тут же поцеловал.
Позади прозвучало два сдавленных смешка. Да и губы Светы подозрительно подергивались, но Руслан решил не комментировать этого.
Без всякого объяснения он взял ее ладонь, выдавив из упаковки сразу четыре таблетки и взглядом велел налить Сергею воды из бутылки, стоящей на тумбочке. Друг мигом насторожился, наверное, наконец-то обратив внимание на напряжение самого Руслана. И быстро наполнил одноразовый стаканчик, отдав тот Свете.
— Пей, врач назначил, — скупо пояснил Рус свои действия на вопросительный взгляд Светы.
— Я не смогла уснуть после того, как ты ушел, — пояснила Света картину, которую он застал по приходу, но послушно глотнула валерианку, — нервы, знаешь ли, сложно успокоить аргументом «Руслан велел», — иронично заметила она. — А Сергей и Николай Алексеевич согласились составить мне компанию. Все равно они следили за медсестрой, пока та промывала рану, — в ее глазах он заметил мысль, что подобная предосторожность и тотальный контроль за всеми, кто заходит — излишни.
Хотя Руслан подозревал, что скоро она перестанет считать его параноиком, несмотря на то, что предпочел бы и дальше держать любимую в неведении. Только вот эта ситуация была из тех, когда горькая правда лучше и важнее благополучного неведения.
В конце концов, речь шла о жизни Светы.
Хмыкнув на ее объяснения, он мотнул головой на сумбурные пояснения самого Серого, которому «срочно потребовалось выйти, чтобы позвонить», но все же, несмотря на все недовольство таким времяпревождением, поймал глазами взгляд друга.
— Спасибо, Сергей, — тихо, но искренне поблагодарил он приятеля.
Тот только похлопал Руса по плечу.
К счастью, не перепутав здоровое с простреленным. Впрочем, рана все равно ныла, так что большой разницы, вероятно, не было бы.
— Николай Алексеевич, — окликнул Руслан Писаренко, который потянулся за Сергеем.
Тот обернулся.
На секунду задумавшись, Руслан все же поднялся с кровати, куда уже успел присесть, и с тяжелым вздохом поплелся к «дяде», провожая того в коридор.
— Вы, там, с Михаилом Николаевичем, посидите, убедите его не прогонять врача, — устало попросил он. — Ему сейчас лучше выпить все таблетки и отдохнуть.
Писаренко нахмурился, но кивнул.
— Что вы узнали? — поинтересовался он у Руса. — Ваш адвокат тут замешан?
Руслан скривился.
— Отчасти, — сквозь зубы выплюнул он. — Этот угорь придумал, как из всего извлечь выгоду, — не скрывая презрения к Бондаренко, проговорил Рус. — Но заказчик не он, просто свел с наемником, — все так же зло признал он.
— А кто заказчик, выяснили? — напряженно прищурился Николай Алексеевич.
Руслан втянул воздух через нос, подумав, что Свете сообщить это окажется тяжелее.
— Машка, — со всем презрением, которое ощущал к этому человеку, процедил он.
Писаренко непонимающе моргнул.
— Какая Машка…, — начал выпытывать он. Но тут же замолчал, видимо, сложив все детали головоломки — и просьбу позаботиться о Самойленко, и предыдущий разговор с упоминанием Щеглова.
Больше не продолжая, Писаренко грубо выругался, недоверчиво качая головой.
— Я много видел и слышал, — наконец, так же сквозь зубы, признал он. — И похуже вещи. И матери детей убивают, и дети родных… Но всегда сложно поверить в подобное о людях и детях, которых знаешь почти с рождения. Миша…, — Николай Алексеевич снова выругался. — Черт, от такого кто угодно сломаться может, — горько заметил «дядя» и резко развернувшись, пошел в сторону поста, где сейчас как раз мерили давление полковнику.