— Боитесь за вложенные деньги?
— Да бог бы с ними, деньгами, — Станислав откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. — Ты, конечно же, как игрок сильно вырос, но у нас ты появился еще тогда, когда о тебе во взрослом спорте мало слышали. Помнится, ты так стремился попасть в сборную. Выгрызал себе это право, кулаками выбивал. Ты за один матч несколько очков зарабатывал. Так что же случилось с тобой? У вас конфликт с отцом?
— Не думаю, что дела семейные вас заинтересуют.
— Если они сказываются на твоей работе, то заинтересуют, — безапелляционно возразил Соболев. — Ты не только себя подводишь. Ты команду тянешь ко дну. Представь, если каждый их твоих напарников под грузом своих проблем будет косячить… Вы не дворовая команда, которая пришла спустить эмоции на льду. Вы выступаете для людей, которые ждут от вас незабываемой игры, эмоций. И если ты сдулся, освобождай место тому, кто примет эстафету с большим воодушевлением и энтузиазмом. Ты не смотри, что я в спорте лишь постольку, поскольку. Я знаю, что такое игра, сам когда-то хотел стать профессионалом в этом деле, да только травма перечеркнула все мои планы. У тебя характер-то бойцовский. Самое то для хоккея.
— Перегорел я малость, — буркнул Яр, не особенно рассчитывая, что его услышат. Но зря.
— Да не перегорел ты. В сборной же играл отлично! А как вернулся, снова началось. Какая-то лишняя агрессия. Удаления. Что у тебя с отцом?
— Ничего. — Скрывать перед посторонним ему человеком уже не было смысла, так как он сумел прознать все слишком хорошо. — Он давно уже ушел из семьи.
— Понятно, — протянул Станислав, что-то прикидывая в уме. — Конфликт по почве развода родителей. Знаешь, в юриспруденции есть такое понятие, как отвод. Когда участников процесса связывают какие-то отношения — родственные, дружеские, деловые или близкие, — такие лица отстраняются от участия. Думаю, руководство клуба допустило большую ошибку, назначив Александра Сергеевича тренером именно в вашу команду. Давай так, я подниму вопрос о переводе его в молодежку, его опыт там пригодится. А с тебя я жду отличных результатов. Договорились?
Обескураженный Ярослав нашел в себе силы лишь кивнуть в ответ. С чего бы Соболеву вмешиваться и помогать ему? Быть может, это такой хитрый ход, чтобы потом потребовать за оказанную услугу ставить его дочь в покое?
— И определись уже, наконец, парень, — произнес напоследок мужчина, поднявшись со своего места. — «Ничего» или «хватит косячить». Одно из двух. Неопределенность она не потерпит.
Ярослав не сразу уловил суть последних слов. О чем, черт возьми, говорил этот Соболев? О какой неопределенности? Пока до него не дошло… Маша! Ее отец подталкивал его к решению, предлагал самому определиться, однако, вопреки ожиданиям, не пытался заставить позабыть о дочери. Этот человек, понимая, что еще одной нелепой выходкой можно было угробить ее карьеру, все же предлагал виновнику шанс… на реабилитацию? Ярослав словно очнулся и посмотрел вслед удалявшемуся мужчине. Что за игру тот затеял? Не мог же он так вот легко все простить.
Глава 12. Какие-никакие, но отношения же
Глава 12. Какие-никакие, но отношения же
Ближе к Новому году все завертелось с немыслимой скоростью, только и оставалось, что смотреть вслед меняющимся датам в календаре. Времени на безрассудство не оставалось совсем, да и сил, признаться, тоже. Работа на предельных возможностях сказывалась. Соболев сдержал свое слово — отца перевели в молодежку. Можно было бы радоваться, но отчего-то было горестно. Все же разговор с Соболевым задел Ярослава за живое, заставил приостановиться и задуматься. Наверно он, и правда, слишком далеко зашел в своей обиде, раз это стало очевидно совершенно стороннему человеку. Наверно в его возрасте уже стоило включать мозги и учиться прятать личное от публики. Кому какое дело, что творилось в его семье. Соболев был трижды прав, когда говорил, что люди приходят на игру. Для него самого это работа, но для тех, кто смотрел и болел за них, это прежде всего отдых, возможность расслабиться и сбросить с плеч груз тревог и забот. Ярослав был частью команды, которая так же рассчитывала на него, и подводить их он не имел права. Пора учиться жить с тем, что ему казалось несправедливым.
Главный напряженный момент был сглажен. Ему теперь нужно бы успокоиться, настроиться на нужный лад, чтобы завоевать и Олимпийскую медаль, и кубок сезона, но оставалось какое-то навязчивое ощущение, что Ярослав должен был Соболеву что-то взамен. Стал бы один из руководителей клуба стараться так ради какого-то молодого игрока, который еще даже не успел завоевать себе имени и титула? За такую услугу он явно рассчитывал получить что-то взамен. И Ярослав находил лишь только один очевидный вариант: Маша. Избавить его от присутствия отца взамен на избавление дочери уже от его присутствия. Казалось бы, что могло бы быть проще — просто взять и забыть, оставить в покое… Но нифига это не проще. Когда ломает от одного только взгляда на ее совместные фотографии с этим кузнечиком на льду — Переверзевым. Когда не получается выгнать ее из своих мыслей. Отступиться? Черт возьми, он никогда в своей жизни не отступал, всегда шел к намеченной цели. Хотя, о каком отступлении могла быть речь, если он даже не мог разобраться, как же к ней относился. У них не было отношений. У них и толкового-то общения не было, одни лишь препирательства. Так о каком отступлении могла быть речь, когда он не успел найти ни одной точки соприкосновения с ней? Однозначного ответа у него не было, кроме как понимания, что эта девчонка вызывает в нем волну смешанных ощущений: от жгучего раздражения до неподдельного интереса.
Соболев не торопил. Казалось, он и вовсе потерял к нему личный интерес, не появлялся на тренировках, не пытался больше заговорить, что-то затребовать. И это сбивало Ярослава с толку. Ну не может же такого быть, чтобы кто-то в этом мире делал что-то безвозмездно. Он к этому не привык. За все приходилось платить. Даже собственные отношения с отцом прямое тому доказательство: не он ли пытался возместить сыну карьерным ростом свой уход из семьи? Ярослав все искал подвоха, а его все не было. И это до дикости напрягало.
Предложение дать небольшой мастер-класс на огромном катке в одном из столичных парков стало лучшим событием, что случались за последние несколько месяцев. И хоть внимание к спортсменам с каждым днем становилось все пристальнее и порядком уже тяготило, Маша рада была сменить обстановку и немного расслабиться. Компанию ей снова составила Аня, и сестры вдоволь веселились, общаясь как со статусными звездами, так и с простыми людьми. Особенно Маше доставляло удовольствие уделять внимание детям. В них было столько искренности и неподкупности, не присущей взрослым, что расставаться с ними не хотелось. Были малыши, которые и на лед-то встали впервые, вот с ними было веселее всего. Понимая всю свою ответственность перед ними и их родителями, Маша бережно кружила малят по катку и наслаждалась их улыбками и заливистым смехом.
А в это время за ней втихаря из своего импровизированного укрытия на скамейке за огромно толпой атаковавших его поклонников наблюдал хоккеист «Смелый», не находивший в себе как раз смелости, чтобы подойти и разрушить эту идиллию. И не страх перед ее родителем мешал, а внутреннее восхищение этой девчонкой. Она смотрелась такой настоящей, такой искренней — дети, они ведь не терпят напускного, любую фальшь отметают моментально, выводя на чистую воду. Нет, рушить ее волшебный образ перед зрителями и поклонниками ему не хотелось, а потому Ярослав просто заставил себя отступиться. В этот день.
Но, видимо, судьбе было угодно во что бы то ни стало столкнуть двоих упрямцев, потому что буквально на другой день Ярослав нарушил уединение юной фигуристки на льду ледового комплекса. Он снова тихо наблюдал за ней с темноты трибуны, в то время как она снова и снова отрабатывала новые прыжки, соединяя их в сложные каскады. Упрямая девчонка! Совершенно не жалела себя. Уж кому, как не ему знать, какие нагрузки приходилось переносить спортсменам, какие боли терпеть. Но девушка продолжала, несмотря на свои неудачи и падения.