Оставаться и дальше на своем месте стало просто невозможно. Ярослав осторожно поднялся. Несколько тихих шагов — и он уже стоял вплотную, имея возможность дотянуться и окунуться в аромат легкого цветочного аромата.
— Ах, — Маша от неожиданности отпрыгнула в сторону, напрягшись, но едва разглядела нарушителя своего спокойствия, выдохнула. — Боже, как ты меня напугал. Никогда больше так не делай.
Прежний Смеляков бы обязательно взял это на вооружение, но теперь… теперь ему хотелось крепко прижать к себе эту девочку и успокоить, дать понять, что с ним ей ничего не должно быть страшно.
— Извини, — только и смог произнести он виновато. — Я думал, ты меня слышала. Уже так поздно, что ты здесь делаешь? Тебе же нельзя еще на лед, слишком рано.
— Сама не знаю, — с печальной улыбкой ответила она, рассеянно указывая на свои коньки. — Думала, немного потренируюсь… Хотя бы просто встану на коньки. Но…
— Но? — спросил Яр, видя, как колеблется Маша.
— Боюсь, — прошептала она. — Представляешь, боюсь. После этой травмы… Смотрела на выступления девочек на Олимпиаде, и понимала, что больше не смогу так.
— Глупости какие, — Ярослав даже нахмурился, сердясь за эти речи. — Бережная вон после какой травмы вернулась.
— У Бережной вон какой партнер был рядом. А я даже на лед боюсь встать.
— Я рядом. — Яр протянул ей руку, и пока Маша решалась, он терпеливо держал протянутую ладонь и смотрел ей прямо в глаза. Возьмет или нет, согласится ли на его поддержку? И не сдержал улыбку, когда холодные от волнения пальцы коснулись его ладони.
Глава 19. Кто такая лабэндка?
— Ну же, давай. Не бойся.
Маша вновь ощутила себя маленькой девочкой, которую впервые в жизни привели на каток и поставили на лед. Ей было и страшно, и волнительно. Казалось бы, чемпионка — но после сложной операции и пропущенного сезона наверстать упущенное будет очень трудно. Ярослав ждал ее на льду, протягивая руку.
— Трусишка! — смеялся он с вызовом, и в этот раз она не могла оставить этот выпад без ответа. И ничего не трусишка! Вот еще! Смело ступив на лед, оттолкнулась и выпорхнула на середину арены, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Ну как? — Ярослав тут же оказался рядом, даже немного пригнулся, чтобы видеть ее лицо.
— Нормально.
— Ну смотри. Если будет болеть, не терпи, сразу же уходи со льда. Не хватало только осложнений. Хотя я бы тебе вообще запретил некоторое время выходить кататься. Рановато еще после снятия гипса.
— Ярик, я не маленькая, травмы для меня не впервые.
— Не сломай себя, — серьезно проговорил он, хмурясь, и Маша невольно улыбнулась. Ей даже захотелось приблизиться к нему и разгладить пальцами эти складки, залегшие меж бровями и вновь увидеть прежнего задиру, ставшего за недолгое время ей очень близким.
— Не дождешься! — дерзко улыбнулась Маша и бросилась прочь.
Она любила скорость, любила ощущение встречного ветра, мелькание ярких огней. Любила лед в конце концов. Лед был ее жизнью. Без него она уже и не мыслила себя. Как же она соскучилась по этим ощущениям! Страх отступил, стоило только сделать первый круг. А со вторым появился азарт, скорость.
— Помедленней, — услышала она рядом с собой голос Ярослава. Он сопровождал ее все это время, и Маше была приятна такая его поддержка и забота. Мог ведь просто остаться в стороне и наблюдать. — Ты так себя загоняешь только.
Но разве она рисковала? Вся ее жизнь была риском, чередой бесконечных тренировок и травм ради дня триумфа, а потом снова риск, работа до изнурения. Маша с упоением раскатывалась на льду, избегая прыжков и сложных элементов. Она словно заново знакомилась со льдом, но при этом завоевывала его, приручала. И все это время Ярик был с ней. Не пытался задеть ее, самоутвердиться, подтрунить — нет, все это куда-то пропало вместе с прежним Смеляковым. Нынешний был иной. Он раскрылся пред ней с той неожиданной стороны, когда прежние беспечность и наглость уступали место силе характера и прятавшемуся до этих пор благородству и щедрости души. Маша еще не достаточно хорошо знала этого парня, но с каждым днем ее тянуло к нему все сильнее, с каждым днем она открывала для себя в нем что-то новое, притягательное. Ей нравилась эта его забота о ней, нравилось его присутствие рядом. Она, словно кошка, нежилась в его внимании, и ужасно хотелось его прикосновений.
Первое падение подействовало на нее отрезвляюще. Задумалась, засмотрелась, отвлеклась, за что и поплатилась. Но Маша не торопилась подниматься.
— Ты как? — Ярослав тут же оказался рядом, сел прямо перед ней на колени, и Маша просто задохнулась, едва только посмотрела на него и окунулась в полное тревоги и заботы взгляд. — Говорил же, поосторожней.
— Ярик! — только и смогла выдавить она из себя, зажмурившись от внезапно охватившей ее радости. И от того, что снова могла твердо стоять на льду, и от присутствия Ярослава рядом. А потом просто легла на лед, распластав руки в стороны. — Я вернулась. Ты даже не представляешь, какой же это кайф.
— Ну отчего же, — фыркнул он тут же, устраиваясь на льду рядом с ней. Оба в молчании смотрели куда-то вверх, каждый думал о своем, вот только не подозревали, что мысли эти все время были рядом друг с другом, друг о друге. Странное дело, им даже молчать было комфортно друг с другом.
Маша и не заметила сама, как ее ладонь оказалась в руке Ярослава. Непринужденный жест, значивший слишком многое, слишком личное. Ей было хорошо с ним. Подумать только, она и он! Вместе, на льду, почти что ночью, когда никто не мог их потревожить. Наверно и Ярослав не верил во все происходящее, так как в его взгляде, обращенном сейчас к ней, читалось изумление.
— Вечером завтра, на этом же месте. Придешь?
Маша улыбнулась. Какой знакомый вопрос. Только сейчас она, не раздумывая, ответила:
— Приду.
Ярослав снова подвез ее до дома, и в этот раз Маша могла поклясться, что видела в его глазах борьбу с желанием поцеловать на прощание, но даже если б он проиграл своему «я», она сама не была к этому готова. В последнее время в их отношениях все слишком стремительно менялось, и это ее пугало. Ей нужно было время, чтобы разобраться в самой себе, понять, нужно ли все это ей.
На другой и последующие два дня они неизменно виделись. Ярослав приезжал к ней на лед, уставший после своих тренировок, но с поразительно позитивным настроением. И в эти минуты больше не было никого. Только он и она, даже музыка им не мешала. И уж тут Яр не смог отказать себе в удовольствии поддразнить ее, вызывая на шуточную дуэль. Смеляков нарочно провоцировал, и, надо отдать должное самой Маше, она соглашалась на его правила игры, хитро сощурив глаза и предостерегающе улыбаясь, мол, не стоило списывать ее со счетов. Они разгонялись и неслись наперегонки, потом делали робкие попытки подрезать друг друга. Маша оказывалась ловчее. Ее миниатюрность и профессиональные навыки позволяли совершать немыслимые кульбиты прямо на ходу, а сам Ярослав при этом казался неповоротливым тюленем на суше. Зато в вопросе скорости перевес был на его стороне.
— Слушай, а кто такая лабэндка? — поинтересовалась Маша, когда они сидели на лавке, вытянув уставшие ноги вперед и не имея сил даже переобуться.
— Что? — брови Ярослава взметнулись вверх от столь неожиданного вопроса.
— Лабэндка. Ты меня так назвал при нашей первой встрече.
Ярослав откинулся назад и рассмеялся, звонко и заразительно, так, что даже Маша поддалась этому веселью.
— Мой дед по материнской линии был наполовину поляком, поэтому в их семье часто присутствовали всякие такие словечки… Ну производные и обрусевшие. Уж я не знаю, что это обозначает на самом деле, но моя бабушка всегда так называла танцовщиц и балерин.
— О! — вновь рассмеялась Маша. — Значит, я должна воспринимать это как комплимент! Хотя в твоем исполнении звучало как ругательство.
— Ну ты недалека от истины. Для дедов моих лабэндка — это вертихвостка и прожигательница жизни.