— Идем. — Понимал, что произнес это слишком сухо, но боялся сорваться. Напряжение в нем было похоже на бомбу замедленного действия — хватило бы одного неловкого прикосновения, чтобы все полетело к чертям собачьим.
— Ярик…
— Тсс, молчи.
Едва прикрыл за собой дверь своей небольшой квартиры и обернулся, как вся его сдержанность просто разбилась от прямого пронизывающего взгляда, будто огромная стеклянная витрина от камня, неосторожно брошенного в самое сердце. Один шаг, одно движение, и цветы оказались на полу. Слова сейчас были бы просто лишними. Притянул к себе и сжал в крепких объятиях, проводя руками по плавным изгибам плеч, спины. Пожалуй, его объятья были чересчур сильными, так как ощутил порывистый выдох на шее, а до слуха донесся едва уловимый стон. Но когда поднял к себе ее лицо, растерялся от той чувственности, что затаилась в ее чуть прикрытых глазах и тронула заманчиво приоткрытые губы. Он потянулся к ее губам, и Маша ответила ему невероятной лаской, нежным и дразнящим касанием языка, легко скользила, словно проверяя его на выдержку. Сама не выдержала в итоге, закинула руки ему на шею и поцеловала по-настоящему, горячо трепетно, сводя его с ума. Его Льдинка. И не холодная вовсе, а горячая, даже обжигающая. Как же ему ее не хватало. Как же сам скучал. Губы нетерпеливо терзали ее, но сопротивления не встречали никакого. Она отвечала ему с не меньшим желанием, притягивая к себе, спускаясь горячей ладонью по груди вниз.
— Скажи еще раз… — пробормотал ей в губы, оторвавшись от них лишь только на мгновение.
— Что?
— Почему ты приехала?
— Я тебя люблю, — выдохнула она, глядя на его губы, и прижалась ладонями к груди.
Чтоб ему провалиться! Признание ударило под дых, да так, что в глазах потемнело. Он с осторожностью поднял ее лицо к себе, внимательно вглядываясь в ее глаза и ища в них хоть малейшее опровержение только что сказанному.
— Повтори, — вместо слов вырвался лишь только хрип.
— Люблю тебя. Соскучилась. Не могу больше…
Этого было достаточно, чтобы все планки снесло разом. Верхняя одежда была рывком сброшена на пол, кое-как скинута и обувь, которая теперь осталась где-то в углу там же, где и цветы. Целовал бы ее вечность, удерживал в своих руках, упиваясь ощущением ее трепета и вкусом поцелуев. Надоело ждать. Подхватил на руки и понес в спальню, бережно опустил на постель, даже не дав возможности оглядеться по сторонам, и устроился рядом. Долго смотрел на нее так, словно не веря во все происходившее, гладил шелковистую кожу, плавно спускаясь к вороту ее джемпера. Нет, так не годится. Лишнее вон. И решился, наконец, на то, о чем мечтал весь этот вечер: расстегнул заколку и расправил по плечам ее длинные волосы, мягкие и блестящие. Его сладкая девочка. Казалось, он даже во сне ощущал ее запах, ее вкус, настолько она въелась ему в память. И не было возможности сопротивляться тем чувствам, что вызывала она в нем. До слабости, до дикости, до нежности. Ему хотелось касаться ее, запоминать и вновь открывать для себя каждый сантиметр ее тела. Он, как голодный зверь, попал в капкан ее чувственности — ловушка захлопнулась, и ему уже никогда не вырваться, если только выгрызать себя, оставляя вместо ее облика боль утраты.
Его девочка. Такая волнующая и прекрасная, дрожала в его руках, выгибалась навстречу его прикосновениям и поцелуям. Ему нравилось ощущать, как она теряет рассудок от его ласк, как забывается и приникает к нему, отдается без остатка. Глаза закрыты, на губах застыл громкий беспомощный крик, и не было ее прекрасней на свете. Его девочка. Сладкая, нежная, любимая.
— Никуда тебя больше не отпущу, слышишь? — звук собственного голоса походил на хрип. Не было больше той дерзкой девчонки, что сводила его с ума своей холодностью и язвительностью, в тот момент она уже не принадлежала себе, об этом явственно говорили ее глаза. В этот момент она принадлежала ему. А он сам? Когда он потерял себя пред нею? Когда эта девочка успела стать его душой, мыслями, надеждами? Ему хотелось обладать ею, просто невероятно хотелось, смести, наконец, тот последний эмоциональный барьер, что еще стоял меж ними. Руки скользили по коже, повторяя плавные изгибы, и вот уже последний рубеж был пройден. Решительный выпад, и осознание обожгло от понимания… Неужели так бывает?
Сходил с ума, и возрождался одновременно. Хотел быть только с ней. Чтобы так всегда: сплетенные пальцы, хриплые стоны, разметавшиеся по подушке волосы, тихий шепот и снова стоны… И крышесносное ощущение наслаждения, когда мир блекнет и остаются только двое. Когда ритм сбивается, рвется дыхание, когда глаза смотрят и умоляют о чем-то, крича при этом о любви.
— Почему ты не сказала? — Маша попыталась спрятаться, уткнувшись носом в шею, но Ярослав проявил настойчивость, приподняв ее лицо к себе. Он хотел услышать ее ответ и при этом видеть выражение ее глаз.
— Что не сказала?
— Маша, ты сама знаешь о чем я. Почему не сказала, что для тебя это в первый раз?
— Разве это что-то изменило бы?
— Изменило бы? — Ярослав приподнялся на локте и с удивлением посмотрел на нее. — А ты как думаешь? Я был бы осторожнее…
— Яриик! — простонала Маша с улыбкой, накрывая пальцами его губы. — Ярик, просто помолчи.
Он шутливо насупился, но когда Маша легонько коснулась в поцелуе кончика его носа, сдался и рассмеялся, завалившись на спину и сгребая ее в охапку следом за собой.
— Ярик.
— М? — тихо отозвался он, прижимая ее к себе и прикрыв глаза.
— Я тебя люблю.
— И я тебя люблю, моя Льдинка.
Ее первое признание. Такое чертовски желанное. И такое теплое, волнующее. Не отпустит он ее больше никогда. Все, что угодно, сделает, лишь бы была с ним рядом.
Спящая любимая женщина поистине удивительное зрелище. Безмятежная, нежная, такая уютная и родная. Своя. Домашняя. И в его объятиях, словно они были чем-то самым привычным на свете для нее. Так легко и непринужденно закинула ножку на него, что с трудом удалось подавить в себе желание разбудить ее поцелуями, ласками и вновь повторить прошедшую ночь, только уже в размеренном темпе, наслаждаясь ощущениями и эмоциями.
Ярослав с улыбкой смотрел на свою девочку — прикрытые веки задрожали, выдавая первые признаки пробуждения. Маша перевернулась на спину, крепко зажмурилась и сладко потянулась, открывая его взору упругую грудь.
— Доброе утро, Льдинка.
— Доброе. — Одеяло было стыдливо натянуто до подбородка, а все еще сонные глаза уже взирали на него. Руки потянулись к глазам… И тут она, наконец-то заметила. Удивленно посмотрела сначала на руки, потом на него. Безымянный палец правой руки поблескивал белой полоской с нежно-голубым аквамарином в россыпи бриллиантов. Маша резко села на постели, придерживая одной рукой одеяло на груди, и ошарашено изучала новое украшение на руке. Да, вчера его там еще не было. Ярослав, словно довольный кот, улыбался, лежа рядом с ней и приподнявшись на локте.
— Ярик… Что это? — с придыханием в голосе спросила она. Смешная, милая, еще не отошедшая ото сна, но уже разбуженная неожиданным подарком и встревожившей ее мыслью.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Ярослав и сам не знал, какую реакцию стоило ожидать: кинется ли она ему на шею в радостным «Да!», или сдержанно ответит согласием, может, просто рассудительно откажет, объяснив причину. Но только не ожидал, что она закроется от него ладонями и уткнется в колени, спрячется. А ему так хотелось видеть ее эмоции, потому как все утро ужасно нервничал, пока старался тихо и незаметно встать ночью с постели, найти кольцо и надеть его на ее пальчик, при этом умудрившись не разбудить, а потом ожидая, когда же она проснется и увидит его подарок. Вчера вечером он не решился сделать этого. Осознание того, что оказался ее первым мужчиной, что-то перевернуло в нем, и он решил не подвергать ее таким потрясениям в один день, а просто отложить этот разговор. Но только до следующего дня, так как Машин приезд и проведенная вместе ночь только укрепили его в мысли: без нее он больше не сможет, так она прочно вошла в его жизнь, заняла место в сердце, растопив там лед отрешенности и укоренившихся обид, подарила тепло любви, показала пример истинной семьи и отношений. Она стала для него откровением. И если он потеряет ее, то ни за что в жизни себе этого не простит.