– Ты рассчитываешь на их защиту? – саркастически улыбнулся Крег. – Возможно, ты и прав, но я на твоем месте постарался бы выбрать отсюда все что можно, пока не станет слишком поздно.
Саттер, выкатив грудь, окинул его взглядом:
– О чем беспокоиться, мой друг? Джон Саттер может постоять за себя и своих людей. Не забывай, у меня тут собственная армия. – Он показал на всадников, молча слушавших разговор между Крегом и их хозяином.
Крег взглянул мимо Саттера на его подручного Хуана Сантьяго – худого человека с темными волосами и глазами, в которых читались ум и хитрость.
«Ура! Я буду богачом. У меня по меньшей мере столько же прав на золото, как и у этого гринго. Ведь они украли у нас землю», – вот что прочитал Крег в его взгляде.
А через месяц после того, как в городе, получившем название Сан-Франциско, прозвучал клич «Золото!», уже более двух тысяч человек, своими хищными повадками напоминая стервятников, рылись в песке и гальке долины Сакраменто.
К середине мая это количество утроилось. Старатели ехали отовсюду: со всех концов Соединенных Штатов, из Мексики, Южной и Центральной Америки и даже, что особенно забавляло Крега, из Австралии.
Среди приезжающих австралийцев большинство составляли каторжники, бывшие каторжники, просто авантюристы и бродяги, которые хотели разбогатеть, прилагая при этом как можно меньше усилий. Зарабатывать они готовы были не только честным, но и бесчестным трудом.
Австралийцы снискали себе прозвище «сиднейских уток». Они селились вдоль Бродвея и Пасифик-стрит, около набережной и по склонам Телеграфного холма: основанное ими гетто прославилось на весь мир под названием Варварский берег.
Старатели, спускаясь по Американской реке, полностью уничтожили Новую Гельвецию капитана Саттера. Золотоискательство распространялось по всей долине с буйством лесного пожара – вплоть до рек Юба и Фетер и подножия Сьерр.
Старатели вытоптали посевы Саттера, разрушили его амбары и форт, съели весь его скот. Они выдирали все, что только росло в долине, ибо корни растений и кустов были покрыты золотой пылью. Саттер обратился за помощью в Вашингтон, но правительство Соединенных Штатов не слишком симпатизировало полунемцу-полушвейцарцу, который разбогател, присягнув на верность мексиканскому правительству.
Первые изыскатели прибыли в Сан-Франциско в феврале 1849 года. В течение следующих десяти месяцев через Золотые ворота прошло не менее сорока пяти тысяч человек. Все якорные стоянки в заливе были заняты кораблями, по большей части пустыми, ибо, как только они становились на якорь, почти весь экипаж, включая капитана и помощника, сбегал в золотоносную Сакраменто. Некоторые суда так и сгнивали у причалов, другие вытаскивали на берег и превращали в салуны, прибрежные гостиницы и другие заведения.
В тот же период в Сан-Франциско прибыли две тысячи женщин, в большинстве своем проститутки. В скором времени здесь образовался самый большой район «красных фонарей» в мире.
Отправить Джейсона на борту торгового судна, приписанного к австралийскому порту, не составило большого труда. На то же судно погрузили и сто двадцать джутовых мешков, каждый по сто фунтов. В судовом манифесте значилось, что эти мешки содержат «гибридные семена пшеницы, овса, ячменя и ржи». Для того чтобы мешки казались не слишком тяжелыми, в них подсыпали кусочки пробкового дерева.
Крег и Абару оставили свое ранчо, землю и все имущество на растерзание стервятникам, которые, опустошив владения Джона Саттера, обосновались в городе, в «Найантик-отеле», который когда-то был быстроходным судном с тем же названием.
Однажды вечером, направляясь под сильным ливнем по Бродвею в кафе «Эльдорадо», они были потрясены, увидев, как старатель потонул в глубокой грязи вместе со своим мулом. Подобных ловушек для неосторожных пешеходов было тут множество. На улицах Клей и Керни было повешено объявление:
ЭТА УЛИЦА НЕПРОХОДИМА,
УХНЕШЬ В ЯМУ – ПРОПАЛ, РОДИМЫЙ.
Крег и Абару оставили себе на расходы двадцать тысяч долларов. Но если учесть, что полный пансион в «Найантике» стоил тысячу долларов в месяц, этой суммы не могло хватить надолго.
Хотя в долине и были когда-то процветающие фермы, не хватало ни овощей, ни мяса, потому что обезумевшие золотоискатели уничтожили все, что могло бы обеспечить им пропитание. Яблоки продавали поштучно, по пять долларов, яйца стоили от десяти до пятидесяти долларов за дюжину, пшеничная мука и солонина шли по сорок долларов за баррель, булка, стоившая в Нью-Йорке четыре цента, в Сан-Франциско продавалась уже за семьдесят пять центов.
Ножи шли по тридцать долларов, лопаты – по двадцать пять, чашки, тарелки, сковородки – по пять долларов, за сапоги брали целую сотню.
Городские доктора не выписывали рецепт дешевле чем за сто долларов. Виски обходилось по тридцать за бутылку. Бешеных денег стоили доски и кирпичи. А фунт гвоздей обходился в фунт золота!
Те, что побогаче, предпочитали выбрасывать грязную одежду и покупать новую, потому что прачки брали по двадцать пять долларов за дюжину любого белья.
Каждую ночь в салуне «Эльдорадо», в игорных и других увеселительных домах из рук в руки переходили сотни тысяч долларов. Из всех прочих мест Крег и Абару предпочитали «Эльдорадо», потому что здесь посетители могли удовлетворить почти все свои желания – поиграть в карты, посмотреть живые картины, даже отрывки из водевилей. При желании можно было пригласить какую-нибудь подругу в специальные задрапированные комнатки.
Заведение было оформлено с большой претензией на роскошь. На стенах висели дорогие картины, изображавшие нагих женщин в самых фривольных положениях и позах, вся обстановка, включая мебель, была привезена с континента. На полках стояли горы хрустальной посуды.
На игорных столах громоздились груды золотого песка, самородки, серебряные и золотые монеты. Играми руководили крупье. Обычно это были неулыбчивые, аскетичные люди с острым взглядом, не упускавшие ни одной мелочи. У каждого под рукой лежал двуствольный «дерринджер»,[22] а из-за пояса торчали рукоятки длинного ножа и тяжелого пистолета.
Старатели в клетчатых рубашках, шерстяных шапочках, грубых рабочих штанах и грязных сапогах сидели за игорными столами бок о бок с лондонскими денди в шелковых цилиндрах, фраках с бархатными отворотами и в гетрах.
Проститутки, хотя и одетые не так пышно, как настоящие леди, спали тут же, за столами, в брильянтовых ожерельях, браслетах и кольцах, при виде которых эти самые леди позеленели бы от зависти.
Золотоискатели не отставали от своих «дам»: их пальцы были унизаны брильянтовыми кольцами и перстнями, рубашки украшали разнообразные побрякушки из золота и драгоценных камней. А кое-кто носил даже золотые коронки с брильянтовым наполнителем. Когда кому-то из старателей доводилось проиграться вдрызг или когда его обчищали проститутки и сутенеры, он тут же отправлялся вверх по реке и столбил новый участок.
Квартал, облюбованный «сиднейскими утками», был настоящим гнездилищем пороков. Дюжие парни, приехавшие из городов и лесов Австралии и с Земли Ван Димена, отнюдь не собирались утруждать себя тяжелой старательской работой. Как и проститутки, они предпочитали жить за счет тех, кто сумел разбогатеть.
В гостиницах, кафе, танцевальных залах и трактирах города совершалось столько преступлений, всевозможного рода грязных дел, что по сравнению с Варварским берегом Содом и Гоморра показались бы тихими провинциальными деревушками.
Крег и Абару пользовались среди «сиднейских уток» определенным авторитетом благодаря ярко выраженному австралийскому акценту. Всякий раз когда какой-нибудь местный забулдыга задавал им неизменный вопрос: «За что сидели, ребята?» – Крег не моргнув глазом отвечал: «За нападения, грабежи и убийства». И они сразу же становились членами братства.
В тот вечер они сидели за своими кружками эля в трактире «Кабанья голова», принадлежавшем некоему Хеллу Хаггерти, условно освобожденному преступнику из Сиднея. В тот день из Панамы как раз прибыл корабль с австралийцами. Трактир был заполнен новоприбывшими, которых забрасывали вопросами о новостях с родины. Нелепо, даже смешно, но почти все они привыкли думать об исправительной колонии, где отбывали наказание, как о своей родине. Не Англия, не Ирландия, не какая-либо другая страна – Австралия была их домом. Свое теперешнее положение они расценивали как временное, мечтая свободными гражданами вернуться в Австралию.
22
Небольшой крупнокалиберный пистолет, названный по имени своего изобретателя Генри Дерринджера.