По словам Кашина отстранение обуславливается «рывком сознания, рожденным холодным разумом». Необходимо погасить эмоции, затем пожелать оторваться от объекта мыслью, при этом жаждать ослабить, но не оборвать «оковы» связи.
Начитавшись вдоволь теории, Тиса поняла, что жаждет дела.
Янтарные глаза закрылись, чтобы видеть за сотни верст.
Маленький Егор Русланович Кошкин, чуть больше трех недель от роду, посапывал у матери на руках. Зоя минуту качала сына, затем уложила в колыбель. Рука Ганны укрыла одеяльцем спящего крестника и поправила кружевной полог.
- Такой крепыш, весь в Руслана. А губку как потешно выпячивает, прямо как ты.
- Скорей, как Марька, - усмехнулась Зоя.
Тиса мысленно согласилась с подругой. Боже, как же хочется домой - пришло осознание. Скорее бы научиться отстранению и возвращаться! А для начала надо попытаться сделать все так, как написано в книгах. Как там? Холодный разум... рывок... жажда...
- Ох. Я и устала с ним, - Зоя прогнулась в спине. - Мне кажется, еще немного - упаду замертво. А нет - так усну стоя, как кобыла.
- Тебе еще хорошо. Мать с сестрой помогают. Я-то одна справлялась со своими оболтусами, - усмехнулась Ганна. - Валек такие мне песни закатывал. Ой-ей, помню, как намаялась я с ним, пока Агап Фомич укропу наварить не надоумил. С Тисой вместе варили. Она тогда и ночевать у меня осталась, - подруга вздохнула.
- Да, Тиса всегда помогала, - согласилась Зоя. - Если бы не ее каховик, даже не представляю, как бы рожала. Есть хоть вести от нее?
- Ни одного голубя. И это меня беспокоит.
- И зачем только уехала? - протянула Зоя. - А если знакомого ее бабули уже и в живых нет?
- Пусть. Ты ж видела ее? Когда зареванная ходила - еще ничего, но потом. Вроде и разговаривает, и улыбается, а все, как не она. Может быть, хоть на чужбине в себя придет.
- Жалко ее... - протянула Кошкина. Но горестное выражение не задержалось на ее лице.- И все же я считаю, что упускать богатого вэйна, притом с титулом - было ужасно глупо с ее стороны.
Тиса поняла - отстранение не получится! Мысли метались, а беседа подруг не давала сконцентрироваться.
Ганна покачала головой:
- Он лгал ей и привораживал.
- Знаю. И все же он попросил ее руки! Некоторые, чтобы получить такое предложение от высокородного готовы пол жизни отдать. Вон на Марьку посмотри - из кожи вон лезет, все надеется, что Филипп ей предложение сделает. И никак покамест. Мамашку его вредную коляской же не переедешь? А у Тисы такой шанс был! Княгиня Невзорова! Только вслушайся!
- Не желаю, - фыркнула Ганна. - Тиса отказала и правильно сделала. Чтобы он ей всю жизнь голову дурил? Это из-за его волшбы она сама не в себе. А если такой останется? Нет. Пусть только этот благородный враль появится, огрею метлой да так - до столицы лететь будет, и рысак не понадобится!
Все, достаточно! Тиса усилием воли сбросила видение.
***
Дни до пятницы не желали пролетать быстро. Тиса изнывала ожиданием будущего урока. Все что могла почерпнуть из книг об отстранении, она усвоила. Что до практического применения - «видеть» кого-либо со стороны ей так и не удалось. За три дня она посетила в видениях отца, лекаря, Рича, подруг и Камиллу. Приобрела изможденный вид и знала все сплетни Увега, но так и не приблизилась к неподдающемуся «отстранению» ни на мизинчик. Что она делает не так?
Маета на душе заставляла Войнову спускаться, и проводить какое-то время в обществе Отрубиных. Она читала новый любовный роман для благодарной слушательницы в лице Марьи Станиславовны. Собрания сочинений в трех томах «Благочестие», «Смирение» и «Скромность», любезно подаренные графиней Лидией Аскольдовной Озерской остались нетронутыми, зато книги были напоказ выставлены в книжном серванте красной гостиной. Роман же, который удостоился чтения вслух, назывался «Чары любви». Иногда Тиса вникала в суть того, что читает, иногда ей хватало знаков пунктуации, чтобы не сбиваться и предаваться незаметно размышлениям на отстраненные темы. Пока что книга повествовала о молодой баронессе и ее ухажере красавце гусаре. Каждый день он проводил под балконом избранницы с домрой и пышными стихами в ее честь. Много пустых диалогов, но на удивление Марье Станиславовне роман нравился. Матрона то зевала, мечтательно, закатив глаза к лепнине потолка, то охала в ладонь.