На этой улице, возле одного из особняков и остановилась карета, чтобы расстаться с одним из пассажиров. На сей раз - девушкой. Под холодным моросящим дождем она приняла у ямщика саквояж и неповоротливую клетку с голубями. Почтовая повозка покатила дальше. А девушка с минуту оглядывала трехэтажный особняк с мезонином, перед которым оказалась. Широкий фасад в тридцать окон украшали два ряда изразцов. Деревянный резной подзор окаймлял свес кровли. Крыльцо основывали не две, как у особняка увежского градоначальника, а четыре колонны: каменные, не деревянные. Они же держали на себе широкий балкон, густо оплетённый диким виноградом. Вероятно летом, когда зелень покрывала голую лозу, хозяева радовались возможности посидеть в ее тени на свежем воздухе и насладиться видом канала - удивительной реки в каменном футляре.
Тиса какое-то время медлила. Затем изгнав с лица растерянность, решительно направилась к решетчатым воротам, которые оказались не заперты, просто прикрыты. Пройдя по мощеной дорожке мимо палисада, девушка поднялась по парадной лестнице. На звук колокольчика поразительно быстро распахнулась дверь. На пороге возник не молодой, но еще довольно бодрый привратник в оранжевой ливрее без одной пуговицы на выпяченной груди. Он окинул оценивающим взглядом Тису, заглянул за спину девушки, обозрел пустую дорожку к дому, поджал губу, - и все в пару секунд. Потом вытянув руки по лампасам, он коротко поклонился, блеснув лысой макушкой:
- Чем могу быть полезен, сударыня?
- Добрый день. Простите, - Тиса улыбнулась как можно приветливей. - Могу я видеть Марью Станиславовну Отрубину?
- Осмелюсь спросить, по какому вопросу?
Девушка составила у ног клетку, вынула из кармана пальто бумагу.
- У меня письмо от ее двоюродного брата Нестора Христофоровича Обло, из Ижской губернии. Но мне надо передать его лично.
- Ижской? - удивился привратник, на миг растеряв официальные пафосные нотки. Он обернулся и позвал: - Эй, Прошка, возьми у барышни ношу. Сюда, пожалуйте, сударыня. Прошу обождать, о вас доложут-с.
Вслед за рослым пареньком-служкой, Тиса ступила в сумрачную, богато обставленную парадную, где перед трюмо с огромным круглым зеркалом сняла перчатки и шляпку. Откуда-то вынырнула девушка с двумя тощими косицами за плечами. Она окинула гостью любопытным острым взглядом, шмыгнула курносым носом и забрала у пришедшей пальто.
- Гришка, кто там? Посыльный?! - по лестнице с изящными бронзовыми перилами, ведущей на второй этаж, торопливо спускался пожилой мужчина в тяжелом длиннополом халате с соболей оторочкой по вороту. - Давай его сюда!
- Лев Леонидыч, прошу простить, но это не посыльный. Это гостья из Ижской губернии! - отчеканил привратник, вновь выправив осанку. - У нее письмо от вашего шурина к ее милости.
Мужчина остановился и нахмурился, слепо щуря глаза на стоящую в сумраке парадной девушку. Тиса произнесла торопливо приветствие по всем правилам этикета, склонила голову.
- Уф... - запнулся хозяин дома. - Добро пожаловать, барышня. Жена будет весьма рада, - выдавил он из себя подходящую к случаю фразу. Совершив сей великий подвиг радушия, Отрубин тут же забыл о пришедшей. - Гришка, если появится посыльный из «торжка», пусть живо поднимается ко мне в кабинет. Понял? - хозяин развернулся и бодро зашаркал парчовыми тапочками - теперь уже вверх по лестнице.
- Как не понять, ваше благородие? Сразу же отправлю к вам-с. Не извольте сомневаться, - поклонился слуга уже опустевшей лестнице.
Спустя пять минут ожидания в парадной, Тису пригласили в малую гостиную.
Входя вслед за Афоньей в комнату, девушка подумала, что уменьшительный эпитет совершенно не подходит этим хоромам. Малая гостиная Отрубиных оказалась в три раза больше ее домашней в Увеге. Стены обиты голубой тканью с нежным цветочным узором. Тяжелые шторы окон подпоясаны шнурами с тяжелыми кистями. На стенах пейзажи в золоченых широких оправах. На полосатом диванчике с фигурными деревянными подлокотниками полулежала в рюшах пеньюара Марья Станиславовна - обладательница пышной, словно раздувшееся на опаре тесто, фигуры, и белой, точно мука, кожи. Лицо ее дышало умиротворением. Компанию Отрубиной составляли две тетушки в одинаковых накрахмаленных голубых чепцах. Они были похожи друг на друга, как родные сестры - обе сутулые, с вытянутыми постными лицами, обе близоруко щурились - одна на спицы с вязанием в руках, вторая на страницы раскрытого томика стихов.