По пятам молодой хозяйки семенила старая Дося. На морщинистом, словно скрученное белье, лице отражалось сочувствие и обожание.
- Лизочек, голубушка моя ясная, воротимся! Тебе еще локонки Дашка не сложила.
- Нянечка, поди с глаз! Как вы меня все измучили, Единый бы знал! - в гневе девушка повела плечами - розовые рюши рукавов взметнулись.
- Да что ж ты такое баешь, цветик мой? - всплеснула руками нянька, качая головой, и даже не думая слушаться. - Это ж только для батюшки вашего. Поносишь тряпку, да скинешь, тьфу, велика беда. Ну, давай, миленькая, пойдем-пойдем.
Пока Дося уговаривала, красавица гвоздила сердитым взглядом вход в правое крыло дома. Наконец, Лиза согласилась и покорно пошла за старушкой.
- Видали? - хмыкнула Фонька шепотом. - Меня бы кто уговаривал наряды носить.
Тиса ничего не ответила, но про себя подумала, что платье и в самом деле слишком откровенного кроя для званого ужина.
Когда коридор снова опустел, Фонька, не дожидаясь вопросов, сама рассказала Тисе о гостях. Если в двух словах, то губернатора простой народ характеризовал, не иначе как бездельником, обдирающим добавочными налогами трудовой люд, и бабником. А Фролова уважал и побаивался, так как сей муж слыл самым богатым человеком в губернии. Он владел чуть ли каждой второй лавкой Оранска, и кроме того большой ткацкой фабрикой и каменоломней.
- Кстати, это ж он эту драконову статую в погонах хозяину подарил на именины, - хихикнула Афонья. - Сам бы хозяин на такого б никогда не разорился. Жуткая страховидла, правда, Тиса Лазаровна?
Выслушав горничную, Тиса искренне порадовалась, что не ей придется встречать важных гостей. Подумав, решила, что неплохо бы загодя запастись ужином и отсидеться в своей комнате за книгами. Не мешкая, Тиса спустилась в кухню. Спустя пятнадцать минут с нагруженным снедью подносом она почти миновала второй этаж, когда ее застал оклик Марьи Станиславовны. Войнова со вздохом составила поднос на подоконник, и поторопилась предстать под хозяйские очи.
Сиятельная матрона сегодня блистала крупным сапфиром в драгоценном колье. Сиреневое платье тяжким бурлачным трудом стягивало пышные телеса на уровне талии, плечи прикрывала воздушная кисея. А из объемной как корабль прически мачтами торчали три мохнатых черных пера.
- Милая, вы мне как раз и нужны, - протянула гнусавым голосом Отрубина, что означало одно - хозяйка вновь пребывает в возвышенных чувствах.
Тиса приветственно склонила голову, краем глаза заметив у дверей красной гостиной не менее роскошно разодетого Льва Леонидовича. Отрубин выдавал экономке очередные указания, блестя лихорадочным взглядом и то и дело посматривая на часы.
- Лизушке нужна компаньонка на вечер. Думаю, вы как раз подойдете, - милостиво улыбнулась Марья Станиславовна, не иначе как считая себя благодетельницей.
Тиса попыталась убедить, что идея не совсем удачная, и более опытные Оливия и Есения подойдут для столь ответственной роли куда лучше ее. Но Марья Станиславовна не желала слушать.
- Глупости! Они подслеповаты и по годам не подходят. Нет, вы будете смотреться рядом Лизушкой гораздо лучше, - произнесла она таким тоном, словно подбирала портьеры под цвет стен.
- О чем ты, Мари? - Лев Леонидович, отпустив Рину, обратил внимание на супругу.
Пожелание жены, сделать постоялицу компаньонкой дочери, не особо воодушевило главу семейства.
- Лиза не нуждается в компаньонке. Хотя, - он смерил девушку взглядом, что-то прикидывая в уме, - если ты так считаешь, дорогая, то пусть будет по-твоему. Только прошу вас помалкивать, любезная, это вам не увеселительная вечеринка. И прикройте шалью шею.
- Ну, что я вам говорила? - улыбнулась блаженно Марья Станиславовна. - Даже Левушка согласен, что вы наилучшая партия.
Тисе очень хотелось сказать, что она думает о подобном согласии и отказаться, лелея гордость, но не стала этого делать. Все же Марья Станиславовна не виновата в грубости супруга. Памятуя о гостеприимстве хозяйки, Тиса поддалась на уговоры.
- У вас есть более нарядное платье, милая? - поинтересовалась Отрубина, озабочено оглядывая платье постоялицы.
- Нет.
Раз уж принимают за голодранку, пусть такую и терпят. Все ее платья вместе взятые все равно будут смотреться хуже, чем хозяйские шелка.
К шести в чайной уже был накрыт стол и на белой скатерти разложено фамильное серебро, расставлен великолепный голубой сервиз из тончайшего фарфора, с золотыми каемками. Лев Леонидыч в тысячный раз придирчиво оглядел красную гостиную. Подбежав к статуе дракона, со всей деликатностью подвинул ее ближе к креслам на полметра. Отошел, оценил, и снова подвинул. Затем потер кружевным рукавом золотой пагон. Нагнулся.