Она снова улыбается.
– Я обнаружила большой намек на агрессию внутри тебя, Маверик.
– Там много для неправильных людей, дорогая. Теперь признавайся.
Она вздыхает.
– Ладно. Если ты отпустишь мой подбородок, мы сядем, и я все тебе расскажу.
Я отпустил ее подбородок.
И мы садимся.
И она рассказывает мне всё.
– Это был мой бывший.
Я не знаю, с чего начать, поэтому просто погрузилась в поиски наиболее очевидного выбора. Того, который в значительной степени объясняет большую часть происходящего и охватывает много всего. Я слежу за лицом Маверика, чтобы понять, о чем он думает, но он не дёргается. Он просто смотрит на меня напряжённым взглядом и кивает, чтобы я продолжила.
Я знаю, что не должна была говорить ему об этом. Я не должна ни с кем об этом говорить, ради собственной безопасности, но, честно говоря, я устала от того, что мне не с кем поговорить. Видя его сегодня вечером в толпе, после почти года бездействия, просто стоящего там, уставившегося на меня с этой холодной, злой усмешкой на лице, у меня перехватило дыхание. Страх охватил меня, и я ничего не видела, ничего не чувствовала, ничего не делала. Он поднял руку, пошевелил пальцами в устрашающей волне и исчез.
Сьюзен не поверила мне.
Это делает меня такой... такой... горько разочарованной. Особенно учитывая, что она не верила мне в прошлый раз, и это чуть не убило меня. Я знаю, что у неё есть основания сомневаться. Они сразу же проверили безопасность. Никто не видел, как он вошел, и никто не видел, как он вышел. Ничего на камерах. Чего они не понимают, так это того, что Трейтон Джей Уайлдер – умный грёбаный человек, и у него есть всё вокруг. Всё.
У меня были мгновения после того, как он впервые исчез, где я поклялась, что он наблюдал за мной и заставлял сходить с ума, но у меня была причина. Я была напугана все время. Боюсь, он вернется. Что он каким-то образом причинит мне вред. Сьюзен считает, что это очередной привет из прошлого – она думает, что я представила себе то, что увидела. Она ошибается. У меня не было таких моментов уже очень долго. Это был он сегодня вечером. Я уверена в этом.
Я просто не понимаю, почему.
И это пугает меня до глубины души.
– Хочешь рассказать мне больше, или я должен догадаться? – говорит Маверик, отрывая меня от моих мыслей.
Я глубоко вздыхаю. К чёрту всё. Мне нужен кто-то на моей стороне на этот раз. И я знаю, что Маверик поверит мне. Прежде всего я знаю, что он присмотрит за мной. Это приятные чувства. Чтобы кто-то прикрывал твою спину не потому, что ему платят, а потому, что он заботится, верит в тебя и не хочет, чтобы ты пострадал.
– Мы были вместе чуть более двух лет. Сначала все было хорошо. Он ездил со мной в тур, нам было весело. Он казался хорошим парнем. Это продолжалось недолго, может быть, месяца четыре или около того. Затем он стал вспыльчивым и исчезал каждую ночь на несколько часов, получая все эти странные телефонные звонки и тому подобное...
Я судорожно вздыхаю, и Маверик кивает, чтобы я продолжила.
– Однажды вечером я спросила его об этом, и он стал очень холодным, не злым как таковым, просто холодным и устрашающим. Он сказал мне никогда больше не спрашивать его об этом, иначе мне не понравится то, что может случиться со мной. Я не очень сильный человек, когда дело доходит до таких вещей, поэтому я сделала то, что мне велели, и больше ничего не говорила об этом. Но это не остановило насилия. Он был холодным, хитрым и чрезвычайно умным.
Я дрожу.
– Честно говоря, Маверик, он один из самых умных людей, когда-либо встречаемых мной, в том, как умно он выполняет любую операцию, которую он совершает. Он никогда не злился, никогда не выходил из себя, никогда не психовал. Он всегда себя контролировал. Даже когда он начал... причинять мне боль, это никогда не было от слепого гнева. Он всегда был спокоен и достаточно умен, чтобы никогда не оставлять отметки на моем лице. Он был настолько хорош, что никто из моей команды не поверил мне, когда я рассказал им, какой он. Это дерьмовое чувство, когда никто тебе не верит...
Маверик сжимает челюсть и его глаза становятся немного опасными.
– Теперь, оглядываясь назад, я не знаю, почему просто не разоблачила его. Думаю, я очень боялась. Это ужасное чувство – бояться того, что кто-то может с тобой что-то сделать. Хуже всего было то, что я знала, что он способен сделать это, он мог причинить боль не только мне, но и всем, кого я любила, и он сделал бы это без колебаний. Вот почему я никогда не показывала Сьюзен синяки на животе и теле под моей одеждой, где он так тщательно их наставлял. Однажды он сломал кость и заставил меня выдумать историю, что я упала, когда мы были вместе. Я это сделала. Хотела бы я показать ей, но, как уже сказала, я была так ужасно напугана этим человеком.
– Что же случилось с ним тогда? Почему он больше не находиться рядом?
– Однажды ночью, наконец, его переклинило. Он сорвался на мне, швырнув меня через автобус…, – я сглатываю, пытаясь забыть ту ужасную ночь, но не могу, никогда не буду.
– Какого хрена ты ей сказала? – ревёт он, приближаясь ко мне.
Я делаю шаткий шаг назад к окну в задней части автобуса. Мне некуда идти, некуда бежать. Он злится. Самое страшное в этом то, что я никогда не видела его злым. Он всегда справлялся с этим. И я видела, что он может сделать со мной, когда он спокоен. Представила на что он способен в приступе гнева – моя кровь похолодела.
– Я никому ничего не сказала, – каркаю я. – Клянусь.
– Лгунья, – рычит он. – Сьюзен пришла ко мне и спросила, все ли в порядке. Она сказала, что «заметила» мое изменение в отношениях, и что я ухожу поздно вечером. Она сказала, что ты упомянула что-то. Какого хрена ты сказала?
Я говорила кое-что Сьюзен. Много раз за последнюю неделю. Я пыталась получить помощь. Пыталась заставить кого-то поверить мне. Чтобы избавить себя от этого монстра. Я очень осторожно упомянула, что иногда у него вспыльчивый характер, который пугает меня, и я чувствую, что он опасен, и, возможно, мне нужно его покинуть. Сьюзен же сказала мне, что я глупая, что он был добрым ко мне. Я попробовала ещё несколько раз. Но было ясно, что она не поверила мне. Итак, я отпустила это.
Но она упомянула об этом в разговоре с ним. Я не думала об этом, когда рассказывала ей. Я не думала, что она может что-то сказать. Я думала, что она посчитает, что я сошла с ума, и забыла об этом.
– Я-я-я ничего ей не говорила, – заикаюсь я.
– Лгунья! – ревёт он. – Ты самая хуёвая лгунья под солнцем. Ты всё разрушаешь. Я сказал тебе держать свой гребаный рот на замке. Я предупреждал тебя, что сделаю, если ты не послушаешься. Это поставило меня под угрозу. Всё, ради чего я работал, находится под угрозой, потому что ты открыла рот.
– Я ничего не сказала, я не…
Его кулак летит ко мне так быстро, что у меня нет времени даже попытаться увернуться от него. Я отлетаю назад, ударяясь об заднее оконное стекло моего автобуса. Щека взрывается болью, проникающей в мой череп, и кровь стекает из моей губы по подбородку, когда я приземляюсь с ударом на пол. Страшный крик покидает мое горло, когда я пытаюсь встать и убраться прочь.
– Ты маленькая шлюха, – ревет он. – Ты знаешь, что ты наделала? Мне придётся как-то позаботиться об этом. О ней. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь относился ко мне с подозрением.
– Нет, пожалуйста, – кричу я, выплевывая кровь и стараясь не задохнуться от того, что она частично стекает по горлу. – Я ничего ей не говорила об этом. Я просто сказала, что, может быть, нам с тобой нужен перерыв, потому что мне не понравилось, как ты относишься ко мне, вот и всё. Клянусь, я больше ничего не говорила.