- Мы тут на небо грешим, а может это ты с Зинкой тово...а?
Не нашелся, что ответить ей Кузьма и быстренько удалился восвояси.
Что касается неопознанного летательного объекта, то загадка о нем так и осталась непроясненной. Однако был один человек, для которого никакой загадки тут не существовало, потому что он сам и летал на этом аппарате и смастерил его собственноручно. Это был известный на весь Первомайский район механик Иван Лепешкин, занимавшийся в частном порядке ремонтом автомобилей. У него имелась маленькая мастерская с набором приспособлений и инструментов. За великое умение и талант его прозвали "костоправом". Не было такой доходяги на четырех колесах, которую не смогли бы оживить золотые руки этого мастера. Он чинил все: двигатели, ходовую часть, амортизаторы, электрооборудование. От заказов не было отбоя, и Иван ухитрялся выполнять их без больших задержек. Но в конце концов, видно, наскучила рутина и захотелось сделать что-нибудь для души. Однажды в областной столице ему довелось наблюдать полет дельтоплана. Зрелище так захватило его, так захотелось самому воспарить над землей, что уже ни о чем другом думать не мог. Лепешкин засел за чертежи, стал подбирать необходимые легкие материалы. Потом начался монтаж, который он делал в одиночестве долгими вечерами, таясь от семьи и соседей из опасения, что засмеют. Так родилась усовершенствованная конструкция дельтоплана треугольной формы с легким японским мотором и пропеллером на трубчатой подвеске под крыльями. Свое детище в разобранном виде Иван отвез на Михеевскую гору и там опробовал. Первая попытка окончилась неудачей, пришлось дорабатывать конструкцию. И аппарат полетел! Такого неизъяснимого удовольствия Иван никогда не испытывал. Потом захотелось полетать и ночью, для чего приспособил автомобильную фару. Однако залповый обстрел над Обжоровкой заставил отказаться от воздушных полетов. Иван решил отложить их, пока окончательно не улягутся страсти по инопланетянам, а жители Обжоровки станут более просвещенными.
Кузьма, проведав, что Зинка снова одна, намерился навестить ее. Против ожидания она встретила его без злости. Позволила поглядеть на близнецов, усадила за стол, угостила чаем. Однако когда Кузьма обнадеженный таким приемом, полез к ней за ласками, грубо оттолкнула его и, выхватив из фельдшерского набора скальпель, сурово предупредила, что если еще раз сунется, отрежет его мужское достоинство и выбросит дворовому псу на закуску. Кузьму от такой перспективы мороз продрал. Поспешно удалившись, он с тех пор далеко обходил Зинкин дом, а с остальными бабами стал вести себя более осторожно.
* * *
Трудовой энтузиазм комсомольцев, построивших туалет ударным методом, позволил сэкономить некоторую часть собранных в фонд стройки средств, о которых Дворкин предусмотрительно умолчал в отчете райкому партии. Они очень пригодились, когда в головах партийных боссов возник замысел осуществить еще один важный проект. Захотелось им по примеру обкома партии заиметь местечко с сауной и бильярдом для отдохновения от трудов. Будьздоровенко поделился этими мыслями с Недогоновым, но тот заявил, что денег нет и не предвидится. Тогда пригласили Дворкина. Выслушав предложение, он со словами "партия сказала надо, комсомол ответил - есть!" взял под козырек.
- Главное начать, а там помогут, -душевно напутствовал Кондрат Григорьевич.
Так и вышло. Когда возвели стены, Будьздоровенко как бы между прочим завез обкомовское начальство на стройку оздоровительного профилактория (так официально именовалось заведение) и горько посетовал на отсутствие средств. Прием сработал - гости пообещали подумать и скоро действительно облфин, получив технико-экономическое обоснование и смету, открыл финансирование. Дальше дело пошло как по маслу. И вот на краю Обжоровки в сосновом лесочке за высоким зеленым забором вырос двухэтажный шикарный особняк. В элитный список его постоянных полноправных посетителей был включен и первый секретарь райкома комсомола Георгий Натанович Дворкин.
Жора был мастер на все руки. Умел и массаж сделать, и березовым веничком похлестать так, что Кондрат Григорьевич покрякивал от удовольствия. Начальство любило русскую баньку, финский сухой пар не признавало. Жора не упускал момента, когда нужно плеснуть на раскаленные камни пол-стаканчика пивка или ковшик водички, настоянной на душице и зверобое. Парилка благоухала то вкусным хлебным, то летним луговым духом.
Напарившись, Кондрат Григорьевич отправлялся в сопровождении всей свиты в уютный буфетик с ковровым полом, кожаным диваном и мягкими креслами, где выпив и закусив, долго, однако, не задерживался - спешил в бильярдную. Он испытывал стойкую и пламенную любовь к игре в бильярд и считал себя лучшим бильярдистом в области. Выиграв партию, Кондрат Григорьевич снисходительно похлопывал партнера по плечу и собственноручно подносил рюмку водки с закуской на вилке. Отказываться от угощения в таких случаях считалось дурным тоном. А если случалось самому проигрывать, мрачнел и начинал испытывать к удачливому сопернику недоброе мстительное чувство, которое, впрочем, тотчас проходило, как только Кондрат Григорьевич отыгрывал партию.
Самым сильным его противником был Иван Иванович. Схватившись, они порой заигрывались до петухов. Неизменным секундантом в этих дуэлях был Дворкин. Он знал, что Кондрат Григорьевич не прочь при случае малость смошенничать, и всячески способствовал ему в этом. Когда тот примеривался, Жора с другого конца стола подавал совет:
- Вот этот, если тонко подрезать, обязательно пойдет.
Кондрат Григорьевич и Иван Иванович устремляли взоры на указанный шар, а Жора тем временем с обезьяньей ловкостью подставлял к лузе на ударную позицию другой шар и быстро отходил в сторонку.
- Нет, этот, пожалуй, не пойдет. Лучше - ка я вот по тому ударю, - говорил Кондрат Григорьевич и в мгновение ока забивал подставной шар. Иван Иванович запивал свои проигрыши горькой из рук Кондрата Григорьевича, злился и грозил Дворкину кием. Но с каждой выпитой рюмкой бдительность его слабела, а рука становилась нетвердой, и игра за явным превосходством Кондрата Григорьевича прекращалась.
Бильярдные турниры в конце концов кончились плачевно для Ивана Ивановича. У него начались запои, продолжавшиеся по неделе и больше. Кондрат Григорьевич долго мирился с этой напастью, но когда слухи о пьянстве председателя райисполкома дошли до областного руководства, пришлось подумать о замене. Как раз в это время на бюро райкома партии рассматривался вопрос об утверждении на должность директора лесхоза Льва Бессонова, работавшего директором районного дома культуры, человека высокомерного и с аристократическими манерами, что сразу вызвало неприязнь у Кондрата Григорьевича.
Партийная организация дома культуры характеризовала коммуниста Бессонова в мягких пастельных тонах: он и морально устойчивый, и хороший семьянин (хотя из двух браков ни один не сложился) и хороший специалист лесного дела. Но правильнее было бы назвать его несостоявшимся специалистом, так как Бессонов, почувствовав в себе музыкальный дар, покинул Лесотехнический институт на предпоследнем курсе и поступил в институт искусств. Получив диплом, поиграл немного в рок-группе и затем бросил якорь в обжоровском доме культуры. Знавшие его отзывались о нем как о гордеце и любителе насмешничать. Его узкое лицо, глазки с ядовитыми жальцами и обращенная к собеседнику ехидная улыбочка, словно ожидающая от него какой-нибудь глупости, вызывали глухое раздражение у окружающих.