Своим жгучим взглядом и едким пером Екклесиаст бросает вызов устоявшейся мудрости человеков. Этим он прокладывает путь "большему Соломона", "в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения" (12.42; Кол.2.3).[1220]
Ginsberg, H.L. Studiens in Koheleth New York: 1050.
Loader., J.A, Polar Structures in the Book of Qoheleth. BZAW 152 (1979). (Формально-критический анализ, усматривающий "намеренные полярные структуры", а не "противоречия".)
Ogden, G.S. "The 'Better-Proverb (Tod-Spruch), Rhetorical Chriticism, and Qoheleth". JBL 96 (1977): 489–505.
Whitley, C.F. Koheleth. BZAW 148 (1979). (Подробное исследование языка; автор высказывается в пользу послемаккавейского написания.)
ГЛАВА 45. ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
Книга названа по первому стиху первой главы "Соломонова Песнь Песней" (т. е. самая лучшая песня). Она помещена первой среди пяти свитков (Мегилота) еврейского канона, используемых во время празднеств; ее предписано было читать в Пасху.
КАНОНИЧНОСТЬ
Принятие Книги в еврейский канон не было легким, на что более чем намекает Мишна. Своим энергичным утверждением Рабби Акиба (ок. 100 г. от Р.Х.), несомненно, рассчитывал на то, чтобы подавить всякое сопротивление и навсегда определить место Книги: "Целый мир не стоит того дня, в который Песнь Песней была дана Израилю; все Писания святы, а Песнь Песней есть святая святых".[1221]
Эротическая природа Песни, несомненно, вызывала противодействие. Впоследствии связь поэмы с именем Соломона и раввинистические и христианские аллегорические толкования перевесили эти возражения и помогли умерить ее чувственный тон. Когда евреи стали видеть в Книге картину ни с чем не сравнимой любви Божией к Израилю, они без колебаний стали рассматривать ее в числе тех писаний, которые настолько святы, что "оскверняют руки"[1222] (прим. ред.: согласно иудейским верованиям истинно святой предмет при соприкосновении с ним оскверняет руки, если же этого не происходит, то он не свят).
То, что авторство Книги традиционно приписывается Соломону, основано на ссылках на него на протяжении всей Песни (1.4; 3.7, 9, II), особенно в заглавии (1.1 [МТ] и RSV- прим. ред.). Евр. lislomoh (1.1) (доел, "к Соломону") может указывать на авторство, однако возможны и другие толкования: «для» или "в стиле Соломона". Искусство Соломона как автора песен известно из 3 Цар.4.32 (ср. Пс.71; 126), однако его связь с любовной лирикой неясна.[1223] Попытки согласовать любовь и верность, выраженные здесь с тем, что Соломон практиковал политические браки и конкубинат (см. 3 Цар.2), остались безрезультатны.
Предполагаемые персидские и греческие заимствования,[1224] почти повсеместное употребление относительной формы местоимений, характерных для позднего древнееврейского языка,[1225] слова и фразы, отражающие арамейское влияние,[1226] указывают на то, что окончательно Книга была отредактирована, если не вообще написана значительно после Соломона. Существуют многочисленные свидетельства как связи между Ионией и Ханааном, так и арамейского влияния на древнееврейскую литературу с ранних веков монархии. Попытки на основе географических указаний, а также языка доказать, что Песнь происходит из северного царства, оказались безуспешными. Многие из упомянутых мест находились на севере (напр., Сарон, 2.1; Ливан, 3.9; 4.8, 11, 15 и т. д.; Амана, Сенир, Ермон, 4.8; Фирца,[1227] 6.4; Дамаск, 7.5; Кармил, ст.6), однако никакого провинциализма не проявляется. Поэт обнаруживает превосходные знания по географии Палестины и Сирии от Энгеди (1.13) до Ливана.
"Вид его подобен Ливану, величествен, как кедры Песней (Песн.5.15).
Таков возлюбленный из Песни
Отсутствие исторических ссылок в Песне усложняет ее датировку. Г.Дж. Шонфилд высказывается в пользу персидского периода, точнее, между временем Неемии и 350 г. Частично следуя лингвистическим доводам и географическим данным (отсутствие указаний на разделенное царство), он усматривает в описании сказочной славы Соломона отражение "великолепия и торжественности Персидской империи и роскошных дворцов Великого Царя в Сузах и Персеполе".[1228] Однако археологические свидетельства великолепия царствования Соломона делают мысль о персидском влиянии ненужной. Еврейские писатели, знакомые с преданиями о золотом веке Израиля, не нуждались в персидских прототипах. Щедрое обрамление Песни точно отражает славу Соломона, как роскошь, богатство и мудрость Екклесиаста точно передают его царственное великолепие.
1220
Христианское приложение основных тем Екклесиаста см. в кн. D.A.Hubbard, Beyond Futility: Message of Hope from the Book of Ecclesiastes (Grand Rapids: 1976).
1222
Б. С. Чайлдз отрицает этот взгляд: "Напротив. Песнь вошла в канон именно в той роли, какую она играла в обрядовой жизни Израиля. Она восхваляла тайны человеческой любви, выраженной в брачном празднике": Old Testament as Scripture, p.578.
1223
Talmud В.Ва(Л5й приписывает песню Езекии и его писцам, несомненно, следуя Притч.25.1.
1227
Упоминание Фирцы может служить доводом против того, что, по крайней мере, эта часть Песни была написана во время пленения или после него. Этот древний хананейский город (Ис. Нав. 12.24), первая столица северного царства (3 Цар.14.17; 15.21; 16.6 и далее), не упоминается после ок. 750 г. (4 Цар.15.14, 16). Сильный довод в пользу ранней даты для, по крайней мере, некоторой части Песни — очевидное сходство с любовной лирикой восемнадцатой династии (ок. 1250 г.); см. J.B. White, A Study of the Language of Love in the Song of Songs and Ancient Egyptian Poetry. SBL Dissertation Series 38 (Missoula: 1978), pp.91-159; R.E.Murphy, "Song of Songs", IDBS, P.837.