Фактически, Гавриил взял пророчество Иеремии о семидесяти годах, понимаемое тогда как относящееся к периоду пленения, и превратил его в пророчество о конце времен — в "семьдесят седьмин" (ст.24). Эта сложная картина включает восстановление города, трудное время, смерть Помазанника (Который, по-видимому, должен одежду", ст.5; вероятно, это Гавриил, упомянутый в 9.21), так и Михаил, "один из первых князей", (ст. 13), описанный также как "князь ваш" (ст.21), указывает на то, что рассматриваемые обстоятельства превосходят исторические. Князь царства персидского стоял против говорящего "двадцать один день", Михаил пришел на помощь (ст. 13) и остался сражаться, а говорящий пришел рассказать Даниилу о будущих событиях, (ст. 14). Однако он должен вернуться, "чтобы бороться с князем Персидским" (ст. 20).[1365]
Послание, видимо, продолжается в гл. II.[1366] "Еще три царя" должны восстать в Персии, затем — четвертый, который двинется против Греции (ст.2). Затем "восстанет царь могущественный" — не связанный с Грецией в библейском тексте, однако обычно так толкуемый — который будет царствовать "с великой властью" (ст. З). Его царство разделится "по четырем ветрам, но не к его потомкам перейдет" (ст.4).
Толкователи видят в этом могущественном царе Александра Великого, который не определил порядок престолонаследования, и его держава была разделена между его четырьмя военачальниками. Большинство комментаторов довольно конкретно понимают подробности этого видения: "южный царь" — это линия Лагидов или Птоломеев, которая правила в Египте в 323-30 гг., а "северный царь" — это линия Селевкидов, которая правила в Сирии приблизительно в тот же период. Однако эти детали лишены исторической точности. Книга Даниила не является ни "историей, написанной заранее", ни "пророчеством после события". Она- апокалипсис, который всегда трансисторичен; он зарождается в истории, однако его замысел выходит за ее рамки и содержит вневременное послание. По этой причине пророчества Даниила служили народу Божиему не только при Птоломеях и Селевкидах, но и в первом веке до Р.Х., первом веке от Р.Х. и в последующие периоды.[1367]
Северный царь, вернувшись после неудачного похода на юг, обращает внимание на тех, кто соблюдает "святой завет" (ст. ЗО), его войска оскверняют храм, прекращают ежедневные жертвоприношения и ставят "мерзость запустения" (ст.29–31; ср.12.И; Мф.24.15; Мк.13.14). За небольшим исключением, современные комментаторы превратили этот раздел Книги Даниила всего лишь в исторический обзор.[1368] С другой стороны, Христос, как и многие иудеи Его времени, видел здесь послание, которое относилось к неопределенному будущему — разрушению Иерусалима в 70 г. от Р.Х. или пришествию Сына Человеческого (Мф.24.15; ср. ст. З; Мк.13.2, 4). Придет великий и сильный правитель, чтобы "привлечь к себе лестью" тех, кто утверждает, что принадлежит дому веры, однако "поступает нечестиво против завета". Так произошло, когда носители эллинизма пытались обратить иудеев в язычников в предмаккавейский период. С тех пор так происходило не раз и еще чаще будет происходить в конце времен. "Но люди, чтущие своего Бога, усилятся и будут действовать" (Дан. 11.32).
Тогда восстанет Михаил (12.1). Наступит "время тяжкое" (см. Мф.24.21; Мк.13.19; Откр.12.7; 16.18), однако "спасутся в это время из народа твоего все". Дан. 12.2 содержит ясное указание на воскрешение в конце времен. Среди тайн, которые "запечатаны… до последнего времени" (ст.9), находятся «времена» (ст.7) и «дни» (ст. П-12).
Как бы Сын Человеческий. В 7.13, когда звери убиты, "с облаками небесными" приходит "как бы Сын человеческий" — обратите внимание на противопоставление со «зверями». Как обращение, использованное Иезекиилем (см. выше, стр.460-61), фраза "сын человеческий" означает «человек». Христос часто называл так Себя. Некоторые ученые утверждают, что таким образом Он заявлял о себе как Мессии, однако это представляется маловероятным.[1369] Напротив, Христос использовал термин, имевший более глубокое значение, который, когда настало время, мог быть расширен, чтобы включать исполнение пророчества Даниила (МФ.24.30; 26.64; ср.0ткр.1.7, 13; 14.14).[1370]
Для составления правильного представления необходимо рассмотреть историю термина. Вторая Книга Еноха, «притчи» или «аллегории», содержит достаточно полную доктрину "сына человеческого". Он описан не как человек, но как присносущное небесное Существо, Которое правит вселенским царством. В раннем иудаизме эти две доктрины развивались отдельно: Мессия, человеческий царь из рода Давида; и Божественное или полубожественное существо, "Сын человеческий", Который нисходит с небес, чтобы положить конец этому веку и учредить век предстоящий. Кумранская община придерживалась идеи о Мессии как Сыне Давида. Там не было обнаружено ни одной части Второй Книги Еноха, хотя были найдены многочисленные отрывки других частей Книги. Некоторые склонны датировать Вторую Книгу Еноха более поздним временем, возможно, после пришествия Христа. В любом случае, в то время как Иудаизм рассматривает эти идеи отдельно, Новый Завет соединяет их в одну доктрину (см. Мф.26.63–64), — для объяснения уникальности Иисуса Христа.
Христианская Церковь всегда интересовалась Книгой Даниила. Временами ее ученые разрабатывали изощренные толкования, некоторые из которых оказывались ложными; однако большая их часть служила источником надежды во времена великих потрясений. Попытки установить либо исторические детали, либо сроки их осуществления могут пропустить вневременное послание Книги. Однако если в первую очередь стремиться понять это послание, то детали проясняются сами собой, по мере приближения конца времен. Особенно во времена бедствий крайне нужен здравый, библейский апокалипсис, который пытается, в первую очередь, услышать то, что говорит Дух Святой. "Имеющий ухо да услышит, что Дух говорит церквам" (Откр.3.22).
Baldwin, J.G. Daniel. Downers Grove: 1978.
Borsch, F.H. The Son of Man in Myth and History. Philadelphia: 1967.
Brekelmans, C.H.W. "The Saints of the Most High and Their Kindom", OTS 14 (1965): 309–329.
Clifford, R.J. "History and Myth in Daniel 10–12". BASOR 220 (1975): 23-267 (Окончательным врагом является смерть.)
Collins, J.J. The Apocalyptic Vision of the Book of Daniel. HSM 16. Missoula: 1977. (Книга является собранием традиционных писаний; трудности, связанные с апокаптической образностью.)
Davies, P.R. "Eschatology in the Book of Daniel". JSOT 17 (1980): 33–53. (Высказывается против апокалиптического толкования.)
Hartman, L.F. and Di Leila, A.A. The Book of Daniel. Anchor Bible 23. Garden City: 1978. (Книга отредактирована в маккавейский период.)
Jones, B.W. "The Prayer of Daniel IX". VT 18 (1968): 488–493. (Форма апокалипсиса использована для решения проблемы страданий.)
1365
Вероятно, начало доктрин и теорий об ангельских князьях народов; см. Montgomery, Daniel, pp.419f.
1366
Дата в ст. 1 представляется вставкой, добавленной для прояснения хронологической последовательности, однако, она может быть и «ретроспективой», произнесенной самим повествователем, гл. 10.
1367
Эта мысль поддерживается использованием Кн. Даниила в Кн. Еноха, в кумранской литературе, Новом Завете и других писаниях.
1368
см. Montgomery, Daniel, pp.420–468: "Наблюдается полное отсутствие обращений к этой главе в ранней иудейской и христианской литературе. Впоследствии еврейские комментаторы, с характерным отсутствия исторического чувства превратили эту главу в фантасмагорию причудливых намеков…"; р.468. Вероятно, ранние иудейские и христианские комментаторы лучше понимали природу апокалипсиса.
1369
Роули указывает на то, что было бы бессмысленно для Иисуса приказывать своим ученикам не говорить никому, что Он «Мессия», если "Сын человеческий" было синонимичным термином; The Relevance of Apocalyptic, pp.3Of. CM.M.Casey, "The Corporate Interpretation of'One like a Son of Man1 (Dan. VII 13) at the Time of Jesus", Novum Testamentum 18 (1976): 167–180.