– Через открытую равнину?
– Нет, это маловероятно,–ответил Ринггольд.– Одно только и остается теперь думать: что он расстался с генералами, не дойдя до ворот форта, и пошел вдоль ограды к дому маркитанта.
Все это Ринггольд произнес, как бы разговаривая сам с собой.
– Дьявол!–воскликнул он нетерпеливо.–Второго такого случая и не дождешься.
– Не бойтесь,мистер Аренс, – успокоил его Уильямс. – Не бойтесь. Скоро начнется война, и такие удобные случаи нам еще подвернутся.
– Мы постараемся их найти!– энергично вмешался Спенс, который заговорил впервые.
– Но решающую роль здесь должен сыграть Джек,господа! Нам ввязываться в это дело нельзя. Это может выплыть наружу,и тогда нам придется туго. А для Джека нет никакой опасности.Ведь он умер– и закон его не изловит!.. Ведь так, Джек, мой желтый мальчик?
– Да,сеньор!Не беспокойтесь,масса Аренс! Я скоро найду подходящий случай. Джек уберет его прочь с дороги,и вы никогда больше о нем не услышите. Я его заманю в ловушку. Вчера я промахнулся.Ружье плохое, дон Аренс. Нельзя с таким ружьем выходить на охоту!
– В форт он не вернулся, я это знаю,–пробормотал Ринггольд.–Стало быть, он где-то в лагере.Но должен же он когда-нибудь возвратиться домой! Наверно, появится,когда зайдет луна.Он захочет прокрасться домой в темноте… Ты слышишь, Джек, что я говорю?
– Да, сеньор! Джек слышит.
– Ты сумеешь воспользоваться случаем?
– Да, сеньор! Джек понимает.
– Ну прекрасно! Теперь нам пора отправляться.Слушай меня внимательно, Джек… Если…
Тут голос Ринггольда перешел в шепот,и я мог расслышать только отдельные слова. Часто упоминались имена моей сестры и квартеронки Виолы.До меня доносились такие обрывки фраз: «один только он стоит нам поперек дороги», «мамашу будет легко уломать», «когда я стану хозяином на их плантации», «заплачу тебе двести долларов…».
Такого рода высказывания убедили меня,что эти два мерзавца еще раньше сговорились убить меня.И этот невнятный разговор был только повторением условий гнусной сделки.Шла торговля о цене за мою жизнь.Неудивительно, что на висках у меня выступил холодный пот и каплями покатился по лбу. Неудивительно, что я сидел на своей вышке,дрожа, как осиновый лист.Я дрожал не столько за свою жизнь,сколько от ужаса и отвращения, которые внушало мне это чудовищное злодеяние.Я дрожал бы еще сильнее, но страшным усилием воли мне удалось сдержать негодование, закипавшее у меня в груди.
У меня хватило самообладания притаиться и замереть. И я поступил весьма благоразумно: если бы в этот момент я обнаружил себя, я не вернулся бы домой живым. Я знал это наверняка и поэтому старался не производить ни малейшего шума, чтобы не выдать тем самым своего присутствия.
А как омерзительно было слушать разговор четырех негодяев,хладнокровно обсуждавших вопрос об убийстве человека! Как будто речь шла о какой-нибудь торговой сделке. И при этом каждый из них предвкушал, какую именно он извлечет прибыль из предстоящей спекуляции.
Не знаю, какое чувство бушевало во мне сильнее– гнев или страх. Но врагов было четверо, и все они вооружены.Я располагал шпагой и пистолетами, но этого оружия недостаточно для борьбы в одиночку с четырьмя отъявленными негодяями. Будь их только двое– скажем,мулат и Ринггольд,– я, вероятно, не стал бы сдерживать своего негодования и рискнул бы на открытую встречу с ними,лицом к лицу,а там уж будь что будет!Но я сдержал себя и продолжал тихо сидеть на дереве,пока они не ушли.Я заметил, что Ринггольд и его приспешники отправились в форт, а мулат побрел по направлению к индейскому лагерю.
Глава ХХХV
СВЕТ ПОСЛЕ ТЬМЫ
После того как они скрылись,я долго еще сидел не шевелясь.Хаос и смятение царили в моей голове.Я не знал,что думать, как поступить, и сидел как прикованный к дереву.Наконец я попытался спокойно обдумать все, что видел и слышал.Неужели это был фарс,разыгранный,чтобы напугать меня? Нет, ни один из четырех не походил на персонаж из фарса.А дикое и сверхъестественное появление Желтого Джека из загробного мира было слишком драматично, слишком серьезно, чтобы стать эпизодом в комедии.
Пожалуй,скорее, я только что слышал пролог к предполагаемой постановке трагедии,в которой должен был сыграть роль жертвы.Эти люди бесспорно готовили покушение на мою жизнь.Их было четверо,и ни одного из них я никогда ничем серьезно не обидел.Я знал, что все четверо никогда не любили меня. Впрочем, у Спенса и Уильямса не было причин для обиды, разве что давнишняя мальчишеская ссора,давно забытая мной. Но они действовали под влиянием Ринггольда. Что касается мулата, то я понимал причину его вражды ко мне – это была вражда не на жизнь, а на смерть!
Но каков Аренс Ринггольд! Он явно был главой заговора и замышлял убить меня. Образованный человек, равный мне по положению в обществе, джентльмен!
Я знал,что он всегда недолюбливал меня,а за последнее время возненавидел еще больше.Мне известна была и причина.Я стоял преградой на пути к его браку с моей сестрой.По крайней мере, так думал он сам. И он был прав: с тех пор как умер отец,я стал принимать гораздо большее участие в семейных делах. Я открыто заявил,что с моего согласия Ринггольд никогда не будет мужем моей сестры.Я понимал,что он разозлен, но не мог даже представить себе, что гнев способен толкнуть человека на такой дьявольский замысел.
Выражения: «он стоит нам поперек дороги», «мамашу будет легко уломать», «когда я стану хозяином их плантации»–ясно говорили о намерении заговорщиков устранить меня, убить из-за угла.
– Хо! Хо! Молодой мико теперь может сойти,– вдруг раздался голос. – Плохие люди ушли. Хорошо! Скорей спускайся вниз, хорошенький мико, скорей!
Я поспешно повиновался и снова очутился перед безумной королевой.
– Теперь ты веришь Хадж-Еве, молодой мико? Видишь, что у тебя есть враги, целых четыре врага, что твоя жизнь в опасности?
– Ты спасла мне жизнь, Хадж-Ева! Как мне отблагодарить тебя?
– Будь верен ей… верен… верен…
– Кому?
– Великий Дух!Он уже забыл ее!Вероломный молодой мико! Вероломный бледнолицый! Зачем я спасла тебя? Зачем я не позволила твоей крови пролиться на землю?
– Ева!
– Плохо! Плохо! Бедная лесная птичка! Самая красивая из всех птичек! Ее сердце изойдет кровью и умрет, а разум покинет ее!
– Ева, объясни же, в чем дело?
– Плохо!Пусть он лучше умрет,чем бросит ее! Хо,хо! Неверный бледнолицый, о, если бы он умер, прежде чем разбил сердце бедной Евы! Тогда Ева потеряла бы только свое сердце. А голова, голова – это хуже! Хо,хо,хо!
Зачем я поверила нежным словам
И с белым бродила…
– Ева! – воскликнул я с таким жаром, что это заставило ее прервать свою безумную песню. – Скажи, о ком ты говоришь?
– Великий Дух, послушай, что он говорит! О ком? О ком? Здесь больше, чем одна. Хо, хо, хо! Больше, чем одна, а верный друг забыт. Что может сказать Ева? Какую историю может она рассказать? Бедная птичка! Ее сердце изойдет кровью, а разум помешается.Хо, хо, хо! Будут две Хадж-Евы, две безумные королевы микосоков!
– Ради всего святого, не томи ты меня! Милая, добрая Ева, скажи, о ком ты говоришь? Неужели о…
Заветное имя было готово слететь у меня с языка,но я все не решался произнести его.
Я страшился задать вопрос, страшился получить отрицательный ответ.
Но долго колебаться я не мог:я зашел слишком далеко, чтобы отступать, и я слишком долго терзал свое тоскующее сердце. Дольше ждать я был не в силах. А Ева могла рассеять мои сомнения, и я решился спросить ее:
– Не говоришь ли ты о Маюми?
Несколько мгновений безумная молча глядела на меня.
Я не мог проникнуть в тайну ее глаз: последние пять минут в них блистали упрек и презрение. Когда я произнес эти слова, ее лицо выразило крайнее изумление, а затем глаза ее пристально устремились на меня, будто пытаясь угадать мои мысли.
– Если это Маюми,– продолжал я,не ожидая ее ответа, увлеченный вновь вспыхнувшим чувством,– то знай, что я люблю ее– люблю Маюми!