– Виргиния, ты выводишь меня из терпения! Это не ответ. Ты встречалась с Оцеолой?
– Ну что ж,перед таким искусным шпионом отпираться бесполезно.Да,я виделась с ним.
– А зачем? Это было любовное свидание?
– Что за дерзкий вопрос! Я не буду отвечать на него.
– Виргиния, умоляю тебя!
– Неужели два человека не могут встретиться в лесу без того, чтобы их не обвинили, будто они назначили любовное свидание? Да разве мы не могли встретиться случайно? Разве у меня не могло быть какого-нибудь дела к вождю семинолов? Ты не знаешь всех моих тайн и не узнаешь их…
– Это была не случайная встреча, а любовное свидание. Никаких других дел у тебя с ним нет.
– Вполне естественно,что ты так думаешь– ведь ты сам потихоньку распеваешь любовные дуэты.А позволь спросить:давно ли ты виделся со своей возлюбленной, прелестной Маюми? Ну-ка, признавайся, милый братец!
Я вздрогнул, как будто меня ужалили. Откуда сестра могла узнать о нашей встрече? Или она сказала это просто так, наугад, и попала прямо в цель? На мгновенье я настолько растерялся, что не мог найти ответа. А затем еще настоятельнее стал допрашивать сестру:
– Я должен получить объяснение! Я настаиваю на этом! Я требую!
– Требуешь? Ах, вот каким тоном ты заговорил со мной! Ну так ты от меня ничего не добьешься! Минуту назад, когда ты начал умолять меня, я уже почти сжалилась над тобой и решила рассказать тебе все. Но ты требуешь! На требования я не отвечаю и сейчас же докажу тебе это. Я ухожу и запрусь у себя в комнате. Итак, дорогой мой, ты меня больше не увидишь ни сегодня, ни завтра, пока ты не одумаешься. Прощай,Джордж!Или до свидания – но только при том условии, что ты будешь вести себя как джентльмен.
И она снова запела:
У янки – фрегат, и янки – моряк!
Мы в бой по волнам летим!
И видит враг наш звездный флаг
Под небом голубым…
Она прошла через цветник, поднялась на веранду и исчезла за дверью.
Я стоял разочарованный, оскорбленный, огорченный. Я застыл на месте в полной растерянности, не зная, что мне делать дальше.
Глава LV
ДОБРОВОЛЬЦЫ
Сестра сдержала слово.В течение всего дня и до полудня следующего я ее не видел. Затем она вышла из своей комнаты в амазонке, приказала оседлать Белую Лисичку и уехала одна.
Я чувствовал,что не имею никакого влияния на своенравную девушку и что нечего и пытаться наставлять ее.Она не считается с авторитетом брата, сама себе хозяйка и всегда будет поступать по-своему. После вчерашнего разговора у меня пропала охота вмешиваться в дела Виргинии. Она знала мою тайну, и поэтому любой мой совет будет ею отвергнут.Я решил держаться в стороне, пока не наступит решительный момент.
В течение нескольких дней наши отношения были весьма прохладными,что очень удивило мать,но она ни о чем не спрашивала.Мне показалось, что мать стала относиться ко мне не так сердечно, как прежде.Она рассердилась на меня за дуэль с Ринггольдом.Узнав о ней,она очень огорчилась и,когда я вернулся домой,упрекала меня за это,считая, что я один виноват в этой истории. Почему я так грубо поступил с Аренсом Ринггольдом?Из-за какой-то чепухи! Из-за негодницы индианки!Почему я так близко принял к сердцу все,что говорилось об этой девушке? Ведь то, что сказал о ней Ринггольд, может быть и правдой. Мне следовало вести себя более благоразумно.
Очевидно,мать что-то слышала краем уха обо всем этом деле,но не знала, кто была красавица-индианка.Ей не приходилось раньше слышать имя Маюми. Поэтому я довольно спокойно выслушал ее язвительные замечания. Раздраженный упреками матери, я несколько раз собирался рассказать ей о причинах дуэли, но пока воздерживался. Она все равно бы мне не поверила.
Я узнал,что в положении Ринггольда за последнее время произошли большие перемены.Отец его умер в ту самую минуту, когда в приступе ярости наказывал одного из рабов.У старика произошло кровоизлияние, и он упал на месте, как будто над ним свершился божий суд.Аренс был теперь единственным наследником большого состояния,неправедно нажитого: это была плантация с тремястами рабов.Тем не менее говорили,что теперь он стал еще скупее. Как и старый Ринггольд,он поставил себе целью быть властителем всех и всего в окрестности, стать крупным магнатом.
Некоторое время он притворялся больным и ходил с перевязанной рукой, гордясь тем, что дрался на дуэли. Так, по крайней мере, рассказывали люди. Однако те, кто знал, как окончилось дело, считали, что у него нет особых оснований хвастаться этой дуэлью.
Моя стычка с ним,по-видимому,не изменила его отношения к нашей семье.Мне говорили, что он часто бывал у нас и его даже считали женихом Виргинии. С того времени,как возросли его богатство и влияние, моя тщеславная мать стала относиться к нему еще благосклоннее.Я наблюдал за всем этим с глубоким сожалением.
Вообще в нашей семье чувствовалась какая-то перемена. В отношениях между нами постепенно исчезали прежняя искренность и теплота.Мне очень не хватало моего доброго, благородного отца.Мать держалась со мной надменно и холодно, как будто считала, что я непослушный и непочтительный сын.Дядя, ее брат, во всем следовал ее примеру, и даже любимая сестра иногда казалась мне чужой.
Я чувствовал себя неловко в собственной семье и старался как можно меньше бывать дома.Большую часть дня я проводил с Галлахером, который, конечно, гостил у меня, пока мы находились в Суони. У нас было довольно много дел в связи с нашей командировкой, а в свободное время мы развлекались охотой на оленей и лисиц.Правда,охота не доставляла мне теперь такого удовольствия,как прежде, да и Галлахер уже, видимо, не так увлекался ею.
Наши служебные обязанности обычно заканчивались к полудню.Нам было поручено не столько набрать добровольцев,сколько наладить занятия с записавшимися и «подготовить их к службе».Отряд добровольцев уже сформировался.Они выбрали себе офицеров из тех лиц,которые раньше служили в армии. На нашей обязанности было обучать их и следить за порядком в отряде.
Маленькая церковь в центре поселка была превращена в штаб. Там и происходило обучение.
Большинство добровольцев принадлежали к беднейшей части населения – мелким плантаторам и скваттерам, которые жили на окраинах болот и едва сводили концы с концами, существуя на скромный заработок, добываемый ими с помощью топоров и винтовок.Среди них был и старый Хикмэн.Я удивился, узнав, что в отряд записались такие «достойные личности», как Спенс и Уильямс. Последних двух я решил взять под особое наблюдение, но держаться от них подальше.
Многие из рядовых принадлежали к аристократическим кругам. Угроза войны нависла над всеми и объединила всех.Офицерами были обычно богатые и влиятельные плантаторы.Впрочем, в результате столь демократических выборов среди офицеров оказались и такие,которые были слабо подготовлены к тому, чтобы носить эполеты.Некоторые из этих джентльменов были в более высоких чинах, чем я и Галлахер.Полковников и майоров оказалось почти столько же, сколько и простых солдат.Но все они были обязаны подчиняться нам. В военное время часто случается,что лейтенант регулярной армии или даже младший офицер оказывается начальником полковника народного ополчения.Среди них встречались очень своеобразные люди,которые раньше «тянули лямку» в Уэст-Пойнте или имели за плечами месяцы военной службы под начальством «старого Хикори».Они считали себя специалистами в военном искусстве.И с ними было не так-то легко иметь дело. По временам Галлахеру приходилось призывать на помощь всю свою волю, чтобы доказать,что командует в Суони именно он.Репутация моего друга – отчаянного рубаки и дуэлиста– так же утверждала его авторитет, как и поручение, которое он привез с собой из главного штаба.
А в остальном мы жили с нашими добровольцами довольно мирно.Большинство из них стремились изучить военное дело и охотно подчинялись нашим указаниям. В шампанском, виски и сигарах недостатка не было, многие окрестные плантаторы оказались очень гостеприимными хозяевами. И если бы мы с Галлахером были склонны к развлечениям и выпивке,то,пожалуй, нигде бы не нашли лучших условий. Но мы не слишком поддавались таким соблазнам и благодаря этому пользовались уважением,что значительно облегчало нам исполнение наших обязанностей. Вообще нашу новую жизнь нельзя было бы назвать неприятной, если бы… не мои домашние нелады. Мой дом теперь – тут-то и была вся беда! – уже больше не был для меня родным домом.