– Образцы! – командует он.
– Я пытался вам сказать, – мямлю я. – Их нет. Мамаша забрала.
Повисает тишина. Игорь смотрит на меня так, словно я говорю на иностранном языке.
– Какого хрена? – наконец выдавливает он.
– Она выбросила их в помойку, а я не успел их вытащить до того, как приедет мусоровоз… Но я подумал, что лучше все равно прийти. Я все верну.
Я ловлю себя на том, что говорю, как мамаша, и затыкаюсь.
Не хочу быть похожим на нее.
Но ехидный голос, тот, который иногда звучит у меня в голове, снова вернулся: «Тебе трындец, лузер херов».
Игорь идет ко мне. Челюсти у него напряжены, словно он закусил что-то твердое и горькое.
– Нет образцов – нет аванса, – равнодушно пожимает плечами латинос.
И в этот момент, когда хуже, казалось бы, уже быть не может, у меня в кармане пикает телефон.
Игорь сверлит меня взглядом и сжимает руки в кулаки:
– Я же тебе сказал отключить мобильник, ты дебил?
Я жмурюсь и жду удара, сжимая в руках сумку. Но вместо этого слышу голос за спиной:
– Полиция! Руки вверх! Всем лечь на землю.
Я открываю глаза и вижу Игоря и Мальте на корточках, словно они собираются подчиниться приказу.
Другие чуваки бегут в сторону леса.
Не знаю, почему – наверное, инстинктивно, – я бросаюсь бежать в противоположную сторону по велосипедной дорожке в сторону заброшенной теплицы. Бегу со всех ног с сумкой в руке, сгорая от стыда.
Как я мог совершить такую глупость?
Потому что ты дебил.
Игорь просил меня о двух вещах – принести пакет и отключить мобилу.
Я не справился ни с одной.
Я действительно бесполезен. Все, кто звал меня неудачником – а таких много, были правы.
В темноте слышны выстрелы. Я ускоряю бег. Ноги горят, сердце бьется в груди как бешеное. Тошнота подступает к груди. Я вынужден остановиться. Хватаюсь за фонарь, и меня выворачивает на асфальт. Я ловлю ртом воздух, озираюсь по сторонам.
Лес за мной тихий и неподвижный.
Никто не бежит за мной. Не видно ни полицейских, ни собак, ни Игоря с Мальте.
Неужели мне удалось ускользнуть?
До меня доходит, что лучше выйти из света фонаря, где меня видно как на ладони. Во рту вкус блевотины, грудь горит огнем. Я схожу с дорожки в лес.
В темноте передо мной виднеются очертания валуна, где мы с Лиамом прятали тайные послания, порнокартинки и конфеты в детстве.
Подхожу ближе, ставлю сумку на мокрый гранит и раскрываю молнию. Моргаю не привыкшими еще к темноте глазами.
В сумке куча пачек с банкнотами. Непонятно, сколько там денег, но не меньше ста тысяч крон. А может и больше. Я прикидываю – по меньшей мере, двадцать пять крупных пачек.
Беру одну из пачек.
Сколько здесь? Сотня?
Если в каждой пачке по сто, а в сумке двадцать пять пачек, то всего в ней двести пятьдесят тысяч крон.
У меня засосало под ложечкой.
Что, если полиция поймает меня с сумкой?
Они упекут меня за решетку.
Я обдумываю варианты действий. Затем аккуратно застегиваю сумку и опускаюсь на корточки. Роюсь в ветках и листве там, где, как я знаю, под камнем есть углубление. Запихиваю туда сумку, заваливаю листьями, поднимаюсь и бегу к парковке.
Рядом со старым ржавым «Вольво» стоит новенький черный сияющий мотоцикл Игоря – тот, на котором он давал мне прокатиться и который ненавидела мама.
Я смотрю на рисунок в виде языков пламени на баке для бензина и усиленно думаю.
Игоря арестовали. Думаю, он не будет возражать, что я его одолжил. Может, даже будет рад, что полиция его не конфискует. Так что я даже помогу Игорю.
А если я в чем-то и хорош, так это в угоне машин и мотоциклов.
Александра открывает не сразу. Мне пришлось долго трезвонить ей в дверь. И когда открывает, дверь на цепочке. Она с подозрением смотрит на меня.
– Проваливай, – шипит она.
Я ничего не понимаю.
– Ты белены объелась?
Александра пытается захлопнуть дверь у меня перед носом, но я тяну в другую сторону. Только сейчас я вижу, что глаза у нее мокрые от слез, а тушь размазалась по щекам. Волосы спутаны, одета она только в грязную футболку и трусы.
– Что произошло? – спрашиваю я.
– Какого хрена тебе понадобилось мутить с Жанетт? Ты меня унизить хотел?
В голосе слезы. Она закрывает дверь и молча стоит за ней, будто сомневается.
Я дергаю дверь, но цепочка не поддается.
– Черт, детка, это ничего не значит. Жанетт не… Это тебя я люблю.
– Ну да, конечно, – саркастически отвечает она, но в голосе слышны слезы.
– Впусти меня, детка. Этот двинутый Игорь гонится и за мной.
Про полицию я ничего не говорю, потому что Александре не нравится, что я нарушаю закон. Она утверждает, что предпочла бы, чтобы я работал контролером в метро, а не дилером.