Полицейский не обращает внимания на мои слезы, но мягко спрашивает:
– Что вы сделали с пакетиками?
– Выбросила. В мусоропровод.
Возникает пауза. Я вижу, как полицейские переглядываются. Наверняка думают, что я чокнутая. Чокнутая мать-неудачница, не способная даже на такую малость, как воспитать из сына законопослушного гражданина.
– Ладно, – говорит полицейский. – В помойке они вряд ли кому-то навредят. Когда это было?
– В воскресенье. В половине восьмого. Так мне кажется. Я не смотрела на часы, но помню, что сразу после этого приехал мусоровоз. Я подумала, что странно, что он приехал так поздно, да еще и в воскресенье. Они теперь забирают мусор крайне нерегулярно. Видимо, какие-то проблемы с ключами…
Старший полицейский прокашливается. Судя по всему, проблемы с вывозом мусора в Фруэнгене его мало интересуют.
– У вас есть представление, куда он мог пойти? Может, к родственникам?
– Его отца нет в живых, – отвечаю я коротко. – Дедушка в больнице. Других родственников у нас нет.
У меня ноет в груди при мыслях об отце.
У него рак, он умирает в хосписе. Я пыталась заставить Самуэля навестить дедушку, объясняла, что ему недолго осталось, но Самуэль категорически отказался.
Не знаю, страшно ли ему или просто плевать.
– А друзья?
Качаю головой.
– Нет, хотя… У него есть один друг. Лиам. Лиам Линдгрен. Он живет по-соседству. Дом номер восемь по нашей улице, если я не ошибаюсь. Они дружат с детства. Помню, уже в первом классе они были не разлей вода. Но вряд ли он ночует там. У них тесно. И собаки. Две или три. Не помню точно, но больше одной. Ой, что я говорю, у них две собаки. Крупная сдохла весной. Что-то с желудком. У собак такие чувствительные желудки.
Я замолкаю.
В который раз напоминаю себе, что не стоит столько болтать, особенно о всякой ерунде, которая не интересна полиции. Какое им дело до собак Лиама.
Полицейский достает визитку и кладет мне в руку.
– Позвоните, если он с вами свяжется. Мы хотим ему помочь, но нам надо с ним поговорить.
Я киваю и утираю слезы тыльной стороной ладони. Потом поправляю блузку и открываю дверь в торговое помещение.
Полицейские идут к выходу, а я остаюсь стоять в дверях склада.
Стина и крупная женщина все еще стоят у кассы и смотрят на меня во все глаза.
Манфред
Компьютер Малин пикает, и она склоняется к нему. Стучит по клавишам, наклоняется еще ближе.
Мы два часа изучали всю информацию о Юханнесе Ахонене. Малин проверила стандартные источники – мобильного оператора, банк, перерыла все социальные сети и составила список друзей и родственников.
– Судмедэксперт написал, – сообщает она, хмуря брови. И через пару секунд: – Это он. Покойный Юханнес Ахонен.
– Это с самого начала было ясно, – комментирует Дайте. – Дай глянуть.
Он придвигает к себе ноутбуки читает письмо, поглаживая бороду.
– Черт побери, – бормочет Малин, и на секунду я вспоминаю наш импровизированный участок в бывшем продуктовом магазине в Урмберге, мороз, кусающий щеки, и поросший елями Урмберг.
Черт побери.
Любимое ругательство Андреаса. Неудивительно, что теперь, когда они живут вместе, Малин тоже им заразилась.
– Бедная Туула Ахонен, – продолжает Малин. – Несчастная женщина.
Перед глазами возникает мать Юханнеса, вся в слезах, покачивающаяся взад-вперед на пуфике в квартире в Юрдбру.
Мне бы тоже хотелось, чтобы это был кто-то другой.
Но такое случается редко.
А если и случается, то у Кого-то Другого тоже есть родители и друзья, ничего с этим не поделаешь.
Мы сидим в небольшой переговорной с видом на парк. Солнце почти село, в парке темно. Видно людей, выгуливающих собак, и компанию, устроившую пикник на большом красном покрывале.
Мы с Малин переглядываемся, но молчим. Дайте невозмутимо продолжает читать. Время от времени хмыкает, словно соглашаясь со словами судмедэксперта.
– Личность установлена благодаря зубной карте, – отмечает он. – ДНК-анализ будет готов через неделю, но, разумеется, только подтвердит информацию. Вскрытие закончено. Отчет о результатах вскрытия поступит завтра, но она пишет, что причину смерти установить не удалось.
Малин тяжело вздыхает.
– Но ведь он весь был искалечен! – восклицает она и обхватывает растущий живот.
Дайте снова хмыкает.
– Это да. Все кости сломаны. Но уже после смерти – post mortem. Она не нашла кровотечения в окружающих тканях. Значит, в момент травмы мужчина уже был мертв. Да уж, она любит изъясняться загадками.