Сначала Логан, а теперь это? Все мои кошмары сбудутся в один день только, чтобы я проснулась в ходячем фильме ужасов. Что я сделала такого, чтобы разозлить Вселенную? Я съела последнюю коробку печенья «Чирио»? Или забыла записать «Сынов анархии»?
Высушив лицо и руки полотенцем, я покидаю ванную и перемещаюсь к столу в обеденной зоне, которая ответвляется от кухни. Планировка дома, в котором я росла вторую часть своей жизни, всегда создавала чувство пространства. То, как кабинет ответвляется от входа. То, как гостиная расположена прямо перед входной дверью. И потом то, как открыто соединены кухня и гостиная. И моя комната справа от гостиной через маленькую ванную, расположенную под лестницей — дом давал чувство пространства. А сегодня он чувствуется словно кукольный домик. Я на грани клаустрофобии.
Я сажусь за деревянный стол, за которым на разных концах сидят мои тетя с дядей, а ненатуральная женщина садится напротив меня. Поднимая вилку следом за дядей Майклом, я пялюсь на нее в надежде, что если я просто переживу этот обед, мне снова никогда больше не придется видеть эту женщину.
Что? Не может быть, чтобы вы думали, что я неправа в своем нежелании ее видеть. И если вы так думаете, то знаете, возможно, вам нужна минутка, чтобы вернуться и вспомнить, как она меня бросила. Давайте, я дам вам эту минутку. Вперед. Я подожду.
— Так, Макс, — ее голос заставляет меня закрыть глаза. Она поднимает вверх свой бокал с вином.
Она напоминает мне белобрысую Круэллу Де Виль. Это делает меня щенком?
— Как ты?
— Живая, — из-за моего комментария у дяди Майкл вырывается короткий смешок, а тетя Кэролайн смотрит сердито.
Судя по тому, как она реагирует, что-то подсказывает мне, что их мнения по поводу того, чтобы привести Люцифера в дом, разделились. Я не знаю, о чем здесь спорить. Это существо не должно быть здесь.
— Ну, это я вижу, — отвечает она с дерзостью в голосе. — Я имею в виду, как у тебя дела? Я не видела тебя… ну...
— Пятнадцать лет, — я заканчиваю предложение за нее, пока гоняю пасту по своей тарелке, так и не взяв ни кусочка в рот.
— Да… некоторое время.
— Это немного больше, чем некоторое время.
— Конечно. Можно было бы сказать, что прошло…
— Больше десятилетия.
— Ладно. Я не видела тебя больше десятилетия.
— И по чьей это вине?
— Макс! — шипит тетя Кэролайн.
Я прикусываю язык.
Вы тоже подумали об этом.
— Макс, — женщина-демон снова начинает после того, как делает глоток вина.
Вы ведь знаете, что я не являюсь большим любителем выпить, так ведь? Но все, что я сейчас хочу, — это шоты, выстроенные в ряд передо мной для того, чтобы я переворачивала их себе в горло, пока не вырублюсь. Вы со мной? Текила? Ром? Вод…
— Ты не можешь на самом деле винить меня за то, что я тебя оставила, да?
Дядя продолжительно выдыхает, пока мое лицо морщится от ярости.
— Я не могу винить тебя за то, что ты меня оставила?
— Действительно не можешь. Ты не имеешь понятия, каким тяжелым был последний год с твоим отцом…
— Я понятия не имею?!
— Ты бы не поняла, что это такое — справляться с…
— А меня там не было?
Эта показательная шлюха продолжает, будто я ничего не говорила:
— И ты знаешь, после всего этого я заслужила другой шанс в жизни. Мне нужно было стать свободной. Нужно было начать сначала…
— Да ты, бл*дь, издеваешься надо мной.
— Следи за речью! — снова шипит тетя Кэролайн.
Со всем, что сейчас у меня в голове, ей повезло, что из меня вырвалось только это.
— Я знаю, что тебе тяжело понять, Макс, но я сделала то, что было лучшим для меня.
— Знаешь, что? — Я бросаю вилку, на которой была еда. — Вот, что я знаю. Если в один день Вселенная решит выместить на мне зло еще больше, чем она уже это сделала, и даст мне ребенка, чтобы заботиться о нем, я знаю, что то, чего хочу я, больше не будет меня заботить. На первое место станет то, что будет лучшим для ребенка. Потому что настоящие родители знают, что, когда в их жизни появляются дети, их личные потребности больше не стоят на первом месте. Вот, какими они должны быть.
— Аминь, — бурчит дядя Майкл с набитым чесночным хлебом ртом.
Приятно видеть, что на его аппетит не повлияло богохульство, сидящее за столом. И опять же… разве я не такая же?