Потом Марк немного окреп, боль прошла, и он больше не нуждался в качалке. Теперь он все время молча лежал на кровати. И однажды, когда Фиб принесла ему ужин, Марк поглядел ей в глаза и сказал:
— Принеси мне ружье, Фиб! Я не могу так жить… — Он ударил себя по парализованным ногам. — Я калека, не человек. — Лицо его исказилось, он схватил жену за руку. — Принеси ружье, Фиб. А когда ты станешь вдовой, найдутся многие, кто захочет взять тебя с детьми…
Тогда она обняла мужа за шею и, утешая, как ребенка, стала нашептывать ему:
— Тише, тише, милый! Мы выстоим, я знаю. Ты поправишься. Вот увидишь, весной ты снова будешь ловить рыбу.
Но она знала, что этого не будет. В те месяцы, что они жили на пожертвования соседей, она не раз думала, как им быть дальше.
Первый рейс «Желанного» был удачным: Испания и Португалия охотно раскупили соленую рыбу, оказавшуюся вкуснее местной. Корабль вернулся с вином и солью и с умеренной прибылью. Доля Марка была маленькой, и он не заинтересовался ею. Фиб не решилась говорить с ним о корабле, опасаясь обострений тяжелой болезни, что было бы хуже его нынешней апатии.
Фиб долгое время провела в сомнениях и тревоге, которые она тщательно скрывала от Марка. Молодая женщина долго лежала без сна на чердаке, где она теперь спала с детьми. Однажды хмурым февральским утром, проснувшись, она приняла решение. Фиб постаралась сразу начать действовать, пока решимость не изменила ей. Она перепеленала младенца, разогрела на завтрак кашу и уговорила немного поесть Марка, безучастно лежавшего в своей постели. Фиб сказала, что уйдет ненадолго, но Марк схватил ее за руку, словно опасаясь, что она его покинет навсегда.
Когда Дорка Пич, добросердечная и пока еще бездетная женщина, как обычно, пришла помогать, Фиб ждала ее уже в верхней одежде. Оставив на Дорку свой дом, Фиб отправилась к Моисею Мэврику. Он был дома и сидел за столом у пылавшего очага. Принял он ее приветливо, но взгляд его стал тревожным. Фиб не удивилась: ее трудности были бременем для всего поселка. Мозес предложил женщине стул, а сам снова сел за стол.
— Ну, как себя сегодня чувствует ваш муж, миссис Ханивуд?
— Не хуже и не лучше. Разум его стал ясным, но он не может ходить. И боюсь, что уже не сможет, — ответила Фиб, справившись с волнением.
— Это плохо, — покачал головой мистер Мэврик. — А ведь такой был силач! Работал всегда за двоих. Не будь он только таким безрассудным… — Мэврик сказал это, не подумав о собеседнице, он, как и другие, считал, что у Фиб неженский характер. Поэтому он поразился, увидев ее искаженное горем лицо.
— Простите, миссис Ханивуд! — вскричал он. — Я не хотел причинить вам боль. Не стоит вспоминать о прошлом.
— Не стоит, — подтвердила Фиб, — я пришла к вам ради будущего.
Взгляд Мэврика снова стал тревожным, и он вздохнул. Его молодая жена любила миссис Ханивуд и часто беспокоила его вопросами: что же будет дальше с этой несчастной семьей? Провизии в Марблхеде было не так много, чтобы кормить еще четырех человек, да к тому один из самых активных членов общины превратился в балласт. Если бы Марк умер, думал Мэврик, его вдова могла бы найти себе нового мужа, ведь женщин здесь мало.
— Думаю, миссис Ханивуд у вас только один выход: возвращайтесь в Англию. Там есть родные, которые позаботятся о вас.
Фиб молчала так долго, что Мэврик стал беспокоиться. Потом она заговорила, тихо и медленно:
— Я думала об этом уже много раз. Но вернуться я не Могу. Да, моя семья примет нас с радостью, мои родные будут заботиться о Марке, содержать меня и детей…
— Но тогда почему? — нахмурился он. — Что вас здесь удерживает?
— Я не могу уехать по двум причинам.
Мэврик ждал, продолжая хмуриться. Наконец она заговорила вновь.
— Я не могу уехать, потому что тот, прежний, Марк не хотел бы этого. Он выбрал это место, здесь родились наши дети, и Марблхед стал нам… домом. И вторая причина… мое обещание.
Обещание, думала Фиб, обещание, которого я не давала. Она вспомнила умирающую леди Арбеллу и письмо, которое лежало в сундучке.