Роджер, вздохнув, допил кофе.
— Лафайет пил пунш за этим столом в восемьдесят четвертом. Мой отец помнил это, — добавил он несколько угрюмо.
— Я знаю, папа, — сказала Эспер, погладив его по плечу. Она знала также, что отец очень переживает, что в их семье нет мужчин, и имя Ханивудов умрет с ним. Понятно, что он так привязан к дому. Ведь если имя умрет, дом останется.
Эспер радовало, что ей не придется покидать родителей. Они с Джонни будут жить в большой желтой комнате в крыле Моисея, пока у них не будет достаточно денег, чтобы построить свой домик. Поэтому им, слава Богу, не придется ждать годами, как многим обрученным! Убирая со стола, Эспер снова принялась тихонько напевать. Она никогда не занималась домашней работой слишком долго, и особенно в такой день.
— Как продвигается твой труд, папа? — спросила она. Только Эспер интересовалась его работой над «Памятными событиями».
— Хорошо, — ответил обрадованный Роджер. — Я работаю над главой о рождении Элбриджа Джерри. Это был настоящий колосс, и история о нем еще вынесет свое суждение.
— Подвинься, папочка, — смеясь сказала Эспер, прерывая его размышления о том, как увековечить память такой выдающейся личности. — Мне надо тут подмести. Нужно оставить кухню чистой, иначе мама не отпустит меня с Джонни.
Роджер кивнул и ретировался в своё убежище. Эспер услышала звон дверного колокольчика и застыла с метлой в руке. Но это был всего лишь маленький Фостер Сломанный зуб, который пришел за кружкой эля для своего деда.
Когда вошел Джонни, Эспер не услышала. Она молола кофе, решив скоротать время за работой. За шумом старой кофемолки она не услышала его шагов. Джонни тихонько обнял ее за талию и поцеловал в шею. Девушка подпрыгнула на стуле и рассыпала зерна.
— Джонни! Как ты меня напугал!
Широко улыбнувшись, он нагнулся, поднял одно из зерен и положил ей на ладонь.
— Нашел красное. Значит, я должен повторить то, что сделал.
— Ерунда, — Эспер вырвалась, покраснев от смущения, как всегда, когда Джонни на нее так смотрел. — Ты знаешь, это касается только кукурузной шелухи. Джонни, мама может войти!
Он обнял девушку за плечи, прижал к себе и крепко поцеловал в губы.
— С днем рождения, моя хорошая!
— Спасибо, — прошептала Эспер, смущаясь и радуясь. Быстро опустившись на колени, она начала собирать просыпанный кофе. Для них поцелуи и ласки не были привычным делом. Она — не ветреная девчонка. И потом, мама говорила, что для этого будет много времени после свадьбы. И раз они так редко видятся и надо так много сказать друг другу, то достаточно просто побыть вместе.
Помогая девушке собирать кофе, Джонни быстро сказал:
— Моя лодка в гавани. Ветер хороший. Плавание обещает быть славным. Одевайся, Хэсс, пошли. У тебя есть еда?
— Пирожки с рыбой, коврижка, бутылка эля.
Джонни кивнул.
— Куда хочешь отправиться? Мне нужно вернуться рано, но мы можем побывать на острове Бэйкера или на Кэт. Мне надо о многом с тобой поговорить без помех. — Его глаза вдруг потемнели. Эспер почувствовала тревогу. Наверное, он не об этом думает. А если об этом, то она уговорит его этого не делать.
— Давай отправимся на Касл-Рок, — сказала она тихо. — Ты сможешь пристать к берегу при таком подъеме воды?
Касл-Рок, со стороны Перешейка выходящий к океану, всегда был любимым местом влюбленных.
— Я могу пристать к берегу где угодно. Я с ней справлюсь, — кроме лодочки, у Джонни была теперь шхуна, также названная в честь Эспер, но лодочка теперь превратилась в «Хэсси X». Эспер не возражала против своего детского имени.
Джонни взял корзину с провизией, Эспер надела свой жакет, и они вышли. На Франт-стрит они задержались, вглядываясь в морскую даль. Ветер дул с юга, и Большая гавань была спокойна. Несмотря на перистые облака, небо над мысом Анны было не облачным, хотя и не слишком ясным. Сегодня по крайней мере удержится хорошая погода. Они шли, ни на кого не обращая внимания, пока на углу Стейт-стрит не встретили вдову Ли Кабби, которая остановилась, увидев их.
— О, — сказала женщина, слабо улыбнувшись, — не видали ли вы где Ната или мистера Портермэна?
— Нет, мэм, — ответил Джонни, а Эспер с любопытством посмотрела на нее. Вдова Кабби теперь редко выходила из дома, она до сих пор была красивой и выглядела моложе своих лет.
— Представить себе не могу, где они, — продолжала Ли. — Они ушли из дома еще до завтрака, не сказав мне ни слова. А обычно они вместе не ходят. Нат мистера Портермэна, знаете, не очень жалует. Не видит, какой он замечательный человек. Но мистера Портермэна это не беспокоит, и он платит столько денег за квартиру! Его жене хуже. Я ее как-то видела. Бедняжка!
— Вам бы лучше пойти домой, — очень вежливо сказал Джонни. — Я думаю, они сейчас у ратуши. Там люди ждут декларации. Вам не стоит беспокоиться.
Даже Джонни покровительственно добр к этой Ли, подумала Эспер с оттенком ревности, смутившим ее.
— О! — воскликнула вдова, всплеснув красивыми белыми руками. — Спасибо, наверное, так оно и есть. Знаете, Нат на стороне южан.
Джонни нахмурился.
— Пошли, Хэсс, — сказал он, и они оставили женщину.
Проклятая Ли, думала Эспер по дороге, опять настроение испортила. Ну ее к черту, вместе с Натом и декларацией.
Джонни и Эспер достигли городского порта. Тут они увидели кучку орущих и дерущихся мальчишек. Один из пущенных кем-то камней чуть не попал в Эспер.
— Пригнись, Хэсс, — крикнул Джонни, и девушка повиновалась.
— Ты что же это делаешь, шалопай? — Джонни схватил за ухо какого-то разгоряченного дракой мальчишку.
Тот показал на парня постарше, встававшего с земли.
— А что он кошку пинает? Придурок салемский!
— О, это другое дело! — сказал Джонни, отпуская ухо. — А я думал, что «портовые крысы» опять бьют наших. Я сам — барнегатский, не забывай.
— Конечно. Молодчина, — смиренно ответил паренек.
«Молодчина» Джонни был героем среди здешних мальчишек, которые знали его как лучшего рыбака. Джонни повернулся к чужаку.
— Что ты у нас делаешь?
— Живу пока у тети на Перл-стрит. Брата уже призвали, а мне негде жить в Салеме.
— Ага, — ответил Джонни. — Я думаю, там действительно нельзя жить. Ну, иди пока, только не пинай наших кошек, не то тебя точно погонят камнями из города.
— Да, сэр, — сказал тот и с угрюмым видом удалился.
— Не хочешь ли ты бросить мне фал, когда мы будем на борту? — спросил Джонни у юного марблхедца с разбитым носом.
Предложение его было восторженно принято. Эспер взобралась на борт, Джонни последовал за ней и поднял парус.
— Держи руль, Хэсс, — велел Джонни. — Надо еще убрать рыбные отходы с днища, оказывается, мне не удалось все вычистить.
— Да, сэр, — ответила она, подражая мальчишке.
Когда они вышли из порта и обогнули Перешеек, Эспер расслабилась и стала наблюдать за Джонни, который вычищал и выбрасывал остатки мусора со дна, а теперь точил нож для разделки рыбы Девушка следила за его быстрыми загорелыми руками, покрытыми шрамами, и думала о том, какие это сильные и умелые руки.
— О чем ты думаешь, Джонни? — спросила Эспер, когда он закончил точить нож и, открыв ящик со снастями, стал их перекладывать. Она поняла, что Джонни почему-то избегает разговоров. Он закрыл ящик.
— Я думал о тебе, Хэсс.
Нежные интонации в его голосе отвлекли ее, и Джонни кинулся к ней.
— Смотри, балда, ты теряешь скорость!
Эспер передала ему руль и положила голову на его плечо. Хорошо бы так было всегда, чтобы они были одни среди синего моря. Джонни молчал, да ей и так было хорошо. Он осторожно подвел свое суденышко к южной оконечности острова. Эспер, выпрыгнув, замочила ноги.
— Надо было тебя перенести, — рассмеялся Джонни, — даже сухопутные знают, что надо подождать, пока волна схлынет.
Они поднимались вверх по камням, желтым, коричневым, зеленоватым, громоздившимся на оконечности, в щелях между камнями пенилась морская вода. Наконец Джонни и Эспер добрались до впадины наверху, где была полянка, защищенная от ветра и поросшая редкой травой.