— Спасибо, — поблагодарила его Эспер, — я все думала, как мне завтра справиться.
Эймос встал, и она, подойдя к нему, положила ладонь на его сильную руку. С ним Эспер не ощущала ни неловкости, ни неуверенности, ни страха получить отпор, потому что это не имело значения. С Ивэном она чувствовала себя неловкой, а с Эймосом — невесомой и подвижной, как ртуть.
— Смотрите, как бы не вскружил вам голову огромный ревущий город — сказала она с легкой улыбкой. — О, я совсем забыла, что вы не марблхедец.
Эймос накрыл ее ладонь своей:
— Вы и вправду забыли об этом, Эспер? На самом деле?
Рука Эспер мягко ускользнула от него, но Эймос был счастлив. Счастливее, чем когда-либо прежде в своей жизни. Его короткая любовь к Лили-Розе была совсем не похожа на чувство к Эспер. Не было ни одного дня после замужества мисс Ханивуд, чтобы Эймос не думал о ней с острой тоской. И теперь, наконец, у него появилась надежда. Эспер, конечно, не скоро забудет этого парня. Предстоит еще бракоразводный процесс. Эймос досадливо поморщился. Ну что ж, это можно будет сделать без лишнего шума. Но если я буду ей нужен, мы вместе переживем это. Он представил Эспер одетой в бархат и кружева, стоящей в роскошном холле его нового дома, ожидающей его прихода. И она будет улыбаться, как теперь — нежно и благодарно.
Эймос обернул шарф вокруг шеи и взял шляпу.
— Да, моя дорогая, — мягко сказал он Эспер, — я буду счастлив вернуть вас дому, которому вы принадлежите.
— Я возвращаюсь, — прошептала Эспер. Затуманенным взглядом она смотрела на пустой угол, где еще недавно стояли картины Ивэна.
Глава тринадцатая
В первое новогоднее утро 1877 года Эспер проснулась с чувством безмятежного довольства. Казалось, что на улице оттепель. Эспер слышала слабый стук капели на карнизах за окнами, затянутыми бархатными шторами, но здесь, в огромном особняке на Плезент-стрит, погода никогда не имела особого значения.
Она зевнула и потянулась, затем вновь зарылась головой в мягкую подушку. Уже должно быть около девяти. Скоро в дверь постучит Анни, она принесет кофе, раздвинет портьеры и разожжет камин. Хотя в этом не было необходимости, поскольку паровое отопление поддерживало во всем доме довольно высокую температуру.
Эймос, лежащий рядом в огромной двуспальной кровати, слегка захрапел и повернулся на спину. Эспер приподнялась на локте и посмотрела на мужа с любовью. Когда Эймос спал и морщины на его лбу разглаживались, он был точной копией маленького Генри.
«Я так надеюсь, что у нас будет еще один ребенок», — подумала Эспер. Последнее время она чувствовала первые признаки беременности, но боялась ошибиться. Дорогой Эймос! Эспер никогда не представляла, что ее муж способен на такое чувство, какое он проявил семь лет назад в ту ночь, когда родился Генри. Эймос был человеком сдержанным и оставался таковым даже в самые их интимные минуты. Эта сторона брака была целомудренной и нежной, что вполне устраивало обоих.
И я рада этому, подумала Эспер, с меня хватит страстей, пережитых с Ивэном. Снова откинувшись на подушки, она вспомнила те странные, исступленные, злосчастные восемь месяцев супружеской жизни с Ивэном. Память об этом больше не причиняла боли, и теперь было трудно поверить в существовавшую реальность их отношений.
О Редлейке Эспер не слышала ни слова за все девять лет после их развода. Когда бракоразводный процесс был завершен, Ивэн, оказавшийся к тому моменту в Лондоне, прислал телеграмму, в которой говорилось: «Желаю большей удачи. Редлейк». Тогда это оскорбило и рассердило Эспер, и она тут же сожгла телеграмму в большом очаге дома Ханивудов между железными подставками Фиб, приговаривая: «Получай, это тебе за твои женские добродетели и высшую степень выносливости!» Родители были достаточно терпеливы с нею в то трудное время. Они выносили ее скверное настроение и оберегали от городских сплетен. Скандал оказался не таким шумным, как они предполагали. Эймос проследил, чтобы бракоразводный процесс состоялся в Бостоне. Только несколько старых марблхедцев знали истинное положение вещей — Доллиберы и Пичи — и они сплотились, чтобы защитить неразумное дитя от нападок городских кумушек. Бедная Хэсс и так достаточно пережила из-за этого бездельника, хорошо, что удалось избавиться от него. И конечно, это послужит ей уроком, рассуждали они.
Ее брак с Портермэном был воспринят совершенно иначе. Вернувшись из Салема после торжественной церемонии в магистрате, Эспер и Эймос столкнулись с неприятием со стороны старых марблхедцев и холодным безразличием нового промышленного общества. Марблхедцы считали, что Эспер потеряла право на снисходительность из-за этого безумного союза с еще одним «иностранцем», чья жесткая деловая хватка, новый роскошный особняк и постоянные призывы на городских собраниях к расширению производства и прогрессу делали его все более непопулярным. Фабриканты и их жены имели более простые мотивы: Портермэн широко развернул свое дело, и более старые фирмы не выдерживали конкуренции, а у этой рыжей женщины из рода Ханивудов, на которой он так неожиданно женился, была какая-то скандальная история в прошлом. Некоторые утверждали, что она была вдовой, другие — что она разведена. Ходили слухи, что новоявленная мадам Портермэн когда-то была простой фабричной работницей и жила в той ветхой старой гостинице у причалов Малой Гавани. Не такого она сорта человек, чтобы приглашать ее в гости. Они и не приглашали.
Чарити Треверкомб, чьи мотивы были самыми простыми из всех, поскольку Эспер захватила мужчину, которого Чарити наметила себе в мужья, делала все возможное, чтобы поддерживать враждебность к чете Портермэнов. Но потом неожиданно после смерти матери Чарити сменила гнев на милость, так что теперь ее отношения с Портермэнами были достаточно дружескими.
Да Бог с ним, подумала Эспер, это всего лишь глупый маленький городок. Я давно переросла его. Мысли ее потекли в другую сторону. Хотела бы я, чтобы нам не пришлось приглашать моих Ханивудов на сегодняшний обед Портермэны запланировали обед в честь Хэй-Ботсов, английской супружеской пары, с которой они познакомились прошлым летом в ресторане у Франкони. На обед также были приглашены Чарити и составляющий ей пару Эбен Дорч, пожилой холостяк. Эспер подумала о родителях и опять пожалела, что они тоже придут на этот обед Совершенно невозможно предугадать, что и в какой момент скажет мама, и слишком хорошо известно, что скажет отец, но они всегда приходили на новогодний обед Сьюзэн закрывала гостиницу и готовилась к этому задолго, и это был единственный день в году, когда Роджер выходил из дома. Эспер потребовалось много усилий, чтобы вытащить его на первый новогодний обед после их с Эймосом свадьбы, но теперь Роджер с нетерпением ждал его. Этот обед стал традицией.
Эспер вздохнула и улыбнулась Бедный папа… Он так любит традиции…
Раздался громкий стук в дверь, и в спальню, стуча ногами, вошла Анни. Ее белый фартук и чепец были свеженакрахмалены, но они не могли компенсировать ее мятое платье и нечесаную копну волос.
— Счастливого Нового года, мэм, — Анни с грохотом поставила поднос с дымящимся кофейником, чашками и сахарницей, отдернула тяжелые, горчичного цвета бархатные шторы и подожгла дрова в камине, умудрившись при этом свалить медные каминные щипцы.
Эймос подождал, пока девушка вышла, затем сказал с необычным для него раздражением:
— Черт возьми, неужели ты не можешь найти прислугу получше, чем Анни, или вымуштровать эту девушку как следует?
Эспер села в постели, откидывая толстые косы и удивленно глядя на него:
— Почему, что тебя в ней не устраивает? Она хорошо работает, ладит с Бриджет и добра к Генри. Ох, Эймос, перестань хмуриться. Я и не подозревала, что ты можешь проснуться таким сердитым. Сегодня Новый Год, и я как раз думала, как хорошо мы живем.
Эймос согласно промычал, отпивая свой кофе. Он уже знал, что Эспер не обращала внимания на досадные мелочи, но при этом она была очень хорошей женой, преданной, отзывчивой и всегда спокойной. Она прекрасно накрывала на стол — увы, слуги не всегда отвечали высоким требованиям хозяев.