— Господи! — снова прошептала Сьюзэн, глядя на зятя с Изумлением. — Что Нат пытался сделать?
Эймос повернул к ней голову, и глаза его прояснились.
— Нат пытался убить меня, — ответил Эймос более уверенным тоном. — Он поджег фабрику и думал, что я сгорю вместе с ней.
— Но почему? — спросила Сьюзэн. — Почему он хотел сделать это? — она все еще думала, что Эймос в шоке.
— Он сказал, что Ли велела ему сделать это. Он сказал, что Ли была с ним каждую минуту в те шесть месяцев, что он бродил по стране. Но потом она велела ему вернуться в Марблхед и разделаться со мной. Так что в последнее время он к этому готовился. Он прятался на фабрике ночами, пробираясь мимо старого Дэна. Он сделал дубликат ключа к моему сейфу и читал все мои бумаги. Он точно знал, когда нанести удар. Он забрался в тот сарай позади фабрики и проложил керосиновую дорожку к подвалу фабрики. Он был осторожен. Никто даже не догадался бы, что именно он устроил это, если бы я сгорел.
— Ветер, — слабым голосом сказала Эспер, — задержал немного пожар. Огонь прыгнул сначала на отель и продовольственный магазин.
— Вы хотите сказать, что это — правда? — прошептала Сьюзэн, пристально глядя на дочь, склонившую в подтверждение голову. — А куда делся Нат? — старая женщина облизнула губы, голова ее неожиданно затряслась. — Я просто не могу этому поверить.
— Я не знаю, — ответил Эймос. — Он сказал, что пойдет домой к Ли. Он запер меня там, оставил на полу, связанного, как овцу… Я слышал, как трещит пламя.
— Довольно! — воскликнула Эспер. Она встала со скамьи, налила в чашки кофе, затем подошла к раковине и набрала воды в таз. — Вымой лицо, — велела она Эймосу, ставя перед ним таз, — и дай мне взглянуть на эту шишку.
Он покорно подчинился жене, и Сьюзэн следила за ними с новым изумлением, вытеснившим ужас от рассказанного Эймосом. Хэсси — такая сильная и уверенная, и Эймос, опирающийся на нее, как маленький мальчик, позволяющий ей заботиться о нем.
Через минуту холодная вода и кофе прояснили его разум. Шок прошел. Эймос с трудом поднялся на ноги и, глядя на Эспер сверху вниз, пробормотал:
— Боже мой, твое платье прожжено! Хэсси, почему ты не дома? Как я выбрался с фабрики?
— Мне помогли Джонсон и салемские пожарные. Я сразу подумала, что ты должен быть там, внутри.
Эймос на мгновение закрыл глаза. Затем дотронулся до голого плеча Эспер, видневшегося сквозь дыру:
— Тебе надо прилечь, милая. Пожалуйста, пойди и ляг. Где Джонсон сейчас?
— Он вернулся туда, я просила его найти Генри. Мальчик увязался за мной, но я уверена, что с ним все хорошо. Джонсон найдет его. О, не ходи туда, дорогой, — воскликнула Эспер, заметив выражение лица мужа.
— Я должен вернуться, ведь я теперь в полном порядке, — возразил Эймос. — Неужели ты думаешь, что я смогу сидеть здесь?.. Позаботьтесь о ней, — обратился он к Сьюзэн и выбежал в уходящую ночь.
Обе женщины молча сидели на кухне. Свеча оплыла, и Сьюзэн машинально обрезала фитиль.
— Ты думаешь, он ищет Ната? — спросила старая женщина со страхом.
Эспер вдруг с силой сжала руки, ее рот скривился от боли, она застыла в ожидании. Но вот боль утихла, и руки Эспер разжались.
— Я не знаю, — сказала она. — Сначала он найдет Генри. Любовь сильнее ненависти.
Сьюзэн пристально посмотрела на дочь:
— Ты должна отдохнуть, Хэсси. Сейчас я достану простыни, и мы постелем твою старую постель.
Эспер тихо засмеялась.
— Нет, — сказала она. — Нам лучше постелить там, в родильной, — она показала на дверь за камином.
Старая женщина вздрогнула. Она поставила свечу на стол и подошла к дочери:
— Неужели началось? О, моя бедная девочка!
Боже, думала Сьюзэн, это так ужасно! Роджер сильно болен, Эймос и Генри неизвестно где, город горит. Она очень устала, и на ее лице вдруг появились растерянность и испуг.
Эспер, увидев это, положила ладонь на руку матери.
— Не волнуйся, Ма, милая, я справлюсь. Помоги мне постелить. Найди мне ночную сорочку, пока я вымоюсь.
Замешательство Сьюзэн прошло. Она увидела сияние глаз Эспер, ликование на ее бледном, испачканном сажей лице. Да, она готова к этому, подумала Сьюзэн, мы должны верить в Божью помощь. Самообладание вернулось к ней. Она помогла Эспер лечь в постель, и, порвав простыню пополам, привязала ее к деревянным столбам кровати, чтобы дочери было за что держаться во время схваток. Сьюзэн поднялась наверх и оделась, сказав Роджеру только, что Эспер в доме, отдыхает в спальне при кухне. Он слабо улыбнулся, но даже не открыл глаз, и Сьюзэн не была уверена, понял ли он. Пульс Роджера был очень быстрым и слабым. Его губы приобрели синеватый оттенок. Сьюзэн покачала головой и спустилась вниз к постели дочери.
— Как часто схватки, Хэсси?
— Не очень часто — каждые пять минут, я думаю.
— Я хочу выйти поискать доктора. Для твоего отца и для тебя. Постараюсь вернуться побыстрее, думаю, что у тебя еще есть время.
— Да что ты, Ма! Доктор скорее всего на пожаре. Не ходи туда…
— Не бойся, Хэсси. Я вернусь вовремя. Вот кувшин с отваром пижмы. Попей между схватками. Это облегчит их.
Карие глаза Эспер широко открылись, и, к удивлению Сьюзэн, в них сверкнула искра юмора — Эспер подумала об опытной медсестре, докторе Флэге и особом женском докторе, которого Эймос должен был привезти из Бостона. Что бы они подумали об отваре пижмы?
— Я не боюсь, — сказала Эспер. — Ее взгляд блуждал по маленькой комнате с низким потолком. — Этот дом позаботится обо мне так же, как и о многих других, — добавила она слабо, но Сьюзэн уже ее не услышала. Она поспешила прочь, оставив дверь открытой.
Эспер тихо лежала, слушая тиканье часов в кухне и отдаленный плеск моря. Она слышала стоны чаек, круживших над Малой Гаванью, следящих за возвращающимися плоскодонками, полными рыбы. Через маленькое окно она смотрела на серое небо, покрывающееся розовыми штрихами. Прибывающий свет мягко падал на маленький сосновый комод, узкий стул, низкую крепкую кровать, изготовленную Иссаком Ханивудом для первых родов своей жены.
«Я родилась в этой комнате, — думала Эспер, — и папа тоже, и многие другие до него».
Когда пришли схватки, она вцепилась в скрученные простыни, скрежеща зубами и сдерживая дыхание, пот выступал на ее лбу и шее. Когда схватки прошли, она снова затихла, глядя на крепкие темные балки. На одной из балок топор, высекавший ее, оставил метки, похожие на якорь. Эспер пристально смотрела на этот маленький якорь, гадая, видели ли его другие рожавшие женщины рода Ханивудов. Время от времени она поднимала голову и выпивала глоток горького отвара пижмы.
Часы зажужжали, затем пробили пять раз, и, как будто это был сигнал, боль бросилась на Эспер с новой силой. Боль вгрызалась в тело, как тигр, скручивая и сотрясая его в клыкастой пасти. И Эспер слышала свой голос, как далекий крик чаек: «О, Господи! Помоги мне!»
Тигр понемногу отпустил ее, но не уходил. Эспер видела его жестокие желтые глаза. Тяжело дыша и закрывая лицо руками, она пыталась от него спрятаться.
Эспер услышала шаги у кровати, и чей-то голос позвал: «Хэсси!» Но она не открывала глаз, думая, что это — хитрый маневр тигра. А потом почувствовала руку на своем лбу и, посмотрев вверх, увидела отца, наклонившегося над нею. Его губы дрожали, в глазах стояли слезы.
— Па, тебе нельзя вставать, иди в постель, — взмолилась она, и тут тигр прыгнул снова, и Эспер отчаянно вцепилась в худую старческую руку отца.
Она причинила Роджеру боль, но он не почувствовал ее.
— Ну-ну, — шептал он, — ну-ну, детка, все пройдет. Я не оставлю тебя.
— Терпеть, — стонала Эспер сквозь сжатые зубы, — терпеть во что бы то ни стало!
Она не поняла, что цитирует слова, которые много раз слышала от своего отца, давно потерявшего здравую память. Но теперь от сильной боли и растущего страха не было другой защиты. Не помогали ни сочувствие, ни молитва, ни даже любовь.
Роджер не мог ее слышать. Он был слишком болен, чтобы удивляться, почему Эспер оказалась здесь в эту ночь. Но, когда он лежал один наверху, путешествуя в стране теней, ему показалось, что он слышит зовущий голос. Он не мог слышать, но ее голос будто донесся до него с лучом яркого света. Он видел этот свет и, зная его источник, последовал к нему в маленькую комнатку, которая была всегда воротами в тайну.