— Вам бы лучше, — сказал Эндикотт, — вернуться на корабль и подождать, пока сойдет на берег новый губернатор и все здесь урегулирует. У нас сейчас мало еды и жилья для вас, к тому же здесь много больных.
Даже энтузиазм Марка сошел на нет после этого, и когда Эндикотт, проповедники и капитан «Алмаза» закончили переговоры, обескураженным переселенцам пришлось вернуться на судно. Так что Марк и Фиб снова ночевали в тесной каюте, с которой они так поспешно распрощались.
Первый день на земле был наполнен лихорадочной деятельностью. После того как «Арбелла» заняла место в доке рядом с «Алмазом», знать — новый губернатор, Сэлтонстолы, Филлипсы — торжественно сошла по трапу впереди всех. Фиб во все глаза смотрела на леди Арбеллу, которая ступила на берег последней. Несмотря на теплый день, одетая в плащ, подбитый мехом, она шла медленно, опираясь на руку высокого светловолосого молодого человека, ее мужа, мистера Исаака Джонсона.
Фиб скромно отошла в сторону, когда леди проходила мимо, но Арбелла заметила ее и радостно улыбнулась.
— Да ведь это миссис Ханивуд! Исаак, я тебе рассказывала о ней. Как вы перенесли дорогу, милая? — спросила она, протягивая руку.
Фиб слегка пожала узкую белую руку и присела.
— Я думала, это никогда не кончится, миледи. Но сейчас я почти не вспоминаю об этом. Здесь так много дел.
Арбелла кивнула. Она смотрела не на Фиб, а на пыльную дорогу, которая исчезала за деревьями там, где была первая землянка.
— Хорошо быть на земле, — сказала она слабым голосом. — Скоро я вновь обрету силы. — Она обращалась к своему мужу, и Фиб заметила, что во взгляде у него было что-то тревожное.
— Ну конечно, — ответил он, сжимая руку жены, и обратился к Фиб: — Вы знаете, куда нам идти? Должен был явиться губернатор Уинтроп, да, видно, задержался.
— Да, сэр, для вас подготовлен хороший деревянный дом, там, на лужайке. — Фиб грустно улыбнулась. — По крайней мере это хороший дом для Салема.
Исаак кивнул, и Фиб подумала, как похожи эти двое, оба высокие, осанистые, оба вдохновленные своей верой и мужеством.
— Мы и не думали найти замок в этой глуши, — сказал Исаак. — Не проводите ли вы нас?
Фиб с радостью согласилась, но, идя с ними по тропе, она испытывала тревогу. Они не рассчитывали на замок, но ожидали ли они лишений и даже настоящего голода, о чем Фиб было уже известно. Сегодня утром у ручья, где они набирали воду, чтобы постирать кое-что из одежды, Фиб разговорилась с изможденной женщиной средних лет, тетушкой Ален. Та с ужасом рассказывала о пережитой зиме, о волках, о дикарях, о свирепой стуже, о голоде и болезнях. Женщина говорила тонким высоким голосом, словно слова слетали с губ против ее воли. Она не жаловалась и не хотела напугать. Просто страшные воспоминания беспокоили ее, как зубная боль. Фиб не могла отделаться от собеседницы, та все шла за Фиб, пока другая женщина не подошла к ним и не сказала резко:
— Придержи-ка язык, тетушка Ален. Негоже так пугать приезжую молодую женщину. — Потом, повернувшись к Фиб, она прошептала: — Двое ее малышей умерли зимой. Она вернется в Англию с кораблями, и я тоже.
На родину, в Англию! Фиб с трудом сдержалась, чтобы не заплакать от тоски по родине, зависти и надежды. Конечно, Марк скоро сам увидит, что его надежды не оправдались.
Но сейчас, глядя на Арбеллу и ее мужа, она почувствовала стыд за свое слабоволие. Джонсоны не испугались бы и не убежали домой, думалось ей.
Им навстречу уже торопился губернатор Уинтроп. Губернатор и мистер Джонсон завели серьезную беседу, а Фиб, обрадованная, что леди Арбелла ей благодарно улыбнулась, пошла назад, к Южной реке. Примерно в ста ярдах от пристани, возле могильного кургана, Марк нашел им прибежище. Он купил его за бочку с провиантом у одного из поселенцев, который хотел уехать из Салема. Хижина была двадцати футов в длину и восьми в ширину, построенная из стволов молодых деревьев, прутьев и сосновой коры, с земляным полом и дверью из дубовых досок. Место очага было обложено камнями, скрепленными раствором, окном этого жилища служило только отверстие дымохода. Как и все остальные хижины, она была скопирована с индейского вигвама. Здесь было темно, дымно, влажно, но все же здесь можно было жить.
Да, но каково здесь жить одной, подумала Фиб, и вновь вернулась тревога, улегшаяся было при встрече с леди Арбеллой, Ведь Марк оставлял ее, уплывая на юг с губернатором Уинтропом и всей этой компанией искать лучшие земли.
Для постоянного проживания в Салеме, к чему он и раньше не был склонен, Уинтроп нашел здесь слишком плохими жизненные условия, да и дела духовные, с его точки зрения, оставляли желать лучшего. Хиггинсон и Скелтон очень изменились за год проведенный здесь. Они прибыли сюда как пуритане, лояльные к Англиканской церкви, а здесь, в Салеме, новый губернатор увидел, что оба служителя обратились в крайних протестантов, связанных с сектантской плимутской церковью. И они стали столь нетерпимыми в вопросах веры, что Уинтропа и его компанию, не являющихся членами общины Салема, даже не пригласили на общую молитву по случаю Духова дня. Кроме того, было много ревнивой вражды, связанной с тем, что Эндикотт и многие из ранних поселенцев чувствовали себя ущемленными новой властью.
Поэтому Уинтроп хотел выйти в море на «Арбелле», осмотреть район Массачусетского залива в поисках лучших мест для новых поселений. Большинство вновь прибывших мужчин отправлялись с ними, и, конечно, Марк, уже возненавидевший Салем и искавший новых приключений.
Наверное, это правильно, со вздохом подумала Фиб, пока и одна справлюсь. Она передвигалась по вигваму, пытаясь сделать его более уютным. Хотя «Алмаз» не был еще разгружен полностью, но Ханивуды нашли кое-что из своей утвари и перенесли в вигвам, в том числе одеяла, два сундучка с одеждой, кастрюлю, ложки, железный котелок, который Фиб по-хозяйски подвесила на шесте, оставленном прежним Хозяином. Были здесь и каминные подставки, очень украсившие грубый индейский очаг, хотя Марка раздражало настойчивое желание жены пустить их в дело. Но когда запылал первый огонь в их очаге и Фиб с Марком уселись на одеяла, чтобы поужинать, Марк признал, что эти штуки крепкие, хорошо сделаны и гораздо удобнее, чем камни, используемые другими жителями. Они ели на ужин кашу и большую зубатку, которую Марк поймал в реке. Они пили пиво, купленное на драгоценные шиллинги у моряка с «Арбеллы». Но здесь, как поняла Фиб, шиллинги были дороги только тем, кто собирался в Англию. Здесь драгоценной была лишь еда.
Марк не думал, что в его отсутствие жена будет голодать, ведь они привезли несколько бочонков солонины, муки, гороха, но Фиб уже поняла, насколько благоразумно здесь консервировать продукты и делать запасы. Правда, в лесах была еще земляника, а на берегу можно было собирать съедобных моллюсков и мидии.
— Не боишься оставаться одна, Фиб? — вдруг спросил Марк, поглядев на жену. — Я скоро вернусь. Я не хочу, очень не хочу оставлять тебя, но должен.
— Я знаю, дорогой, — тихо ответила Фиб, понимая, что муж захвачен лихорадочной деятельностью на новом месте, и видя, что при этом он беспокоится о ней. — Я не боюсь. Ведь корабль виден даже из нашей двери, да и другие люди будут рядом.
— Леди Арбелла, — сказал Марк со смешком. — Ты прямо смотришь на нее снизу вверх. Я не помню, чтобы ты так унижалась. Проклятие, Фиб, это из-за таких, как она, я покинул Англию!
Фиб сидела рядом с ним на постели, но при этих словах поднялась и отошла к двери.
— Это не то, что ты думаешь, Марк, — возразила она холодно.
— А что же? — уже спокойнее спросил он, подойдя к жене.
Фиб было трудно ответить. Не так легко было объяснить, что чувствовала она в своем сердце. Леди Арбелла была для нее, как знамя, вселяющее бодрость и ведущее за собой. Она воплощала на этой враждебной земле красоту, мужество, саму Англию. Марк не понимает этого, да и не нужно. Ему ни к чему символы, чтобы быть сильным.
— Я не могу сказать, — покачала она головой.