Эспер не могла видеть лица молодого человека. Она лишь увидела, как окаменела его спина. Тони стоял, не двигаясь, пристально глядя на Карлу.
Эспер задержала дыхание. Комната, казалось, начала сжиматься в повисшем напряженном безмолвии вокруг тихо гудящего огня в большом очаге.
Но вот в лице Карлы произошла перемена. Напряженная улыбка исчезла с ее губ. Девушка слегка вздохнула и, медленно поднявшись со скамьи, двинулась навстречу Тони с простертыми вперед руками Какую-то секунду молодой человек колебался, потом резким, прерывающимся голосом сказал: «Привет, малышка», — и заключил ее в свои объятия.
Эспер тихо повернулась и вышла из кухни, освещенной теперь не только огнем очага, но и особым светом первой юношеской любви. В глазах ее стояли слезы, но сердце ликовало; Эспер слепо прошла через гостиную и, подойдя к окну, устремила свой взгляд на море.
Последующие несколько дней сила любви Карлы привела всех в движение. Вновь обретя друг друга, двое молодых людей просидели в старой кухне далеко за полночь и решили множество вопросов. На следующий день Карла позвонила своему отцу в его офис, и Генри приехал в Марблхед послеполуденным поездом.
Они провели совещание втроем — Карла, Эспер и Генри. Отец и бабушка мрачно выслушали свое чадо. Когда Карла закончила, Генри повернулся к Эспер.
— Что ты думаешь об этом, мама?
— Я думаю, они любят друг друга и, поскольку они любят друг друга и поскольку они не считают, что бракосочетание должно состояться немедленно, советую тебе и Элеоноре быть тоже благоразумными и воспользоваться возможностью ближе узнать Тони.
Генри оставался серьезен, несмотря на то, что взгляд его смягчился, остановившись на одухотворенном, светящемся лице дочери.
— Но это будет тяжелым ударом для Элеоноры, — вздохнул он.
— Я не вижу причин для этого! — вскричала Карла. — Тони великолепно проявил себя в колледже. На будущий год он закончит обучение и будет в состоянии получить инженерную работу где угодно. А что касается того, что он является жителем Марблхеда, то ты и сам им был, отец!
Генри слабо улыбнулся.
— Был, но меня волнует; как твоя мать отреагирует на происходящее. Хорошо, мне, видимо, надо поговорить с этим молодым человеком. К сожалению, два года назад мы все поступили неправильно, а после того, как я увидел его… Не волнуйся, Карла. Я сам сообщу эту новость твоей матери. Но может быть, тебе лучше ненадолго остаться здесь, пока она не успокоится?
Карла засмеялась и поцеловала отца. Ее счастливый смех эхом отозвался в старых комнатах и взволновал даже Уолта. Он прекратил пить, вымылся, побрился, стал чаще бывать дома и оберегать свою племянницу от собственного цинизма, обычно вызываемого видом молодой влюбленной пары.
Карла съездила на пару дней в Бруклин. Вернувшись, она сообщила, что Элеонора все еще злится, но уже понемногу приходит в себя. Тони должен был провести часть рождественских каникул в Бруклине, на это он согласился только ради Карлы. В настоящее время он постоянно ездил на занятия в Бостон, однако продолжал видеться с Карлой по вечерам в гостиной — вполне подходящем месте для влюбленных, так как погода стала слишком холодной для традиционных свиданий вне дома. И вскоре радость Карлы и ее бьющая через край энергия потребовали своего выхода. Карла захотела устроить предрождественскую вечеринку.
— Соглашайся, Марни! В доме веселья не было уже давно. Это будет замечательно! Я все организую. Я не хочу, чтобы ты уставала и беспокоилась об этом.
Эспер и в самом деле чувствовала себя усталой; тупая боль в левом плече и груди уже подолгу не отпускала ее. Возможно, это из-за угнетенного состояния и усталости с такой неохотой она согласилась представить Карле возможность осуществить ее вполне естественное желание. Может быть, это было также из-за того, что Карла хотела устроить костюмированный вечер, чтобы там были представлены костюмы тех времен, которые пережил этот дом. Но чемоданы и сундуки на чердаке были заполнены старинной одеждой. А Карла была достаточно энергичной и умелой, чтобы сделать всё необходимое. Так обоснованных причин для отказа не было, и Эспер, конечно, дала согласие, несмотря на возникшие дурные предчувствия.
Вечеринку назначили на восемнадцатое декабря. Приглашенных было немного, так как Карла знала только нескольких молодых людей в Марблхеде, а гостями из Нека была молодежь из двух семей, открывших свои дома на рождественские праздники.
Однако все эти люди ничего не значили для Карлы, поскольку здесь был Тони. Ей неудержимо хотелось наполнить старый дом весельем, светом и музыкой и воспроизвести при этом дни его наибольшей славы.
Она провела день в Салеме, покупая дюжины ароматизированных свечей, красные ленты серпантина и продукты. Она заказала в Бостоне венки, гирлянды и ветки омелы. Она побывала в библиотеке «Эббот-Холл» и просмотрела книги о прошлом Америки. Карла неохотно отказалась от мысли иметь на столе сбитые сливки с вином и сахаром и горячий напиток из подслащенного пива со спиртом, яичными желтками и специями, но зато купила огромную индейку, которую следовало нафаршировать каштанами и устрицами и зажарить на вертеле старым способом прямо во время вечеринки, а кирпичная плита, долгое время бездействовавшая, должна была быть снова затоплена — на ней будут печься бобы. Карла разыскала рецепты Зильпы Ханивуд. Приготовлением рождественских кексов и рубленого мяса в коньяке она решила заняться сама, хотя предусмотренная старинными рецептами выдержка не могла быть достигнута.
За несколько дней до вечеринки Карла и Эспер поднялись на чердак взглянуть на костюмы, которые были не просто костюмами, но одеждой нескольких поколений Ханивудов.
На чердаке было по-настоящему тепло — он обогревался большой каменной трубой, потревоженные осы слабо жужжали среди балок и стропил. Большие, тесанные вручную стропила были покрыты пылью, как мехом, гигантские паутины дрожали между забытыми, покачивающимися под потолком связками высушенного розмарина и укропа.
— Господи, благослови! — сказала Эспер, улыбаясь. — Она принялась сметать ближайшую паутину старой метлой, подобранной в углу. — У моей матери случился бы удар, если бы она увидела это. Боюсь, я никогда не была хорошей американской домохозяйкой.
— На самом деле ты являешься ею, — смеясь, ответила Карла. — К тому же ты прекрасный повар.
— О, это сущие пустяки! Добавь чуточку этого и кусочек того. Это всего-навсего сноровка, ты немного потренируешься и тоже все сумеешь.
— Ты помнишь, — задумчиво сказала Карла, легко прокручивая скрипящую спиннинговую катушку, — как мы обычно обходили весь дом, когда я была маленькой? Ты рассказывала мне истории о Ханивудах, и мне казалось, что все так и было. Конечно, это было в действительности. Как я гордилась собственными предками!
Карла прошла в восточный угол и коснулась чехла на большой, гораздо больше обычного размера, колыбели.
— Качалка Сары, — сказала она со смехом. — Ты действительно укачивала в ней свою бабушку, когда была маленькой?
Эспер кивнула головой, опершись на ручку метлы. Боль пронзила ее грудь и руку до локтя. Мне нужно быть более осторожной, подумала Эспер. Как только закончится вечеринка…
— Да, я укачивала Сару, — ответила она на вопрос девушки. — Тогда это меня пугало, даже казалось сумасшествием. Но сейчас я в этом не уверена. Когда ты стареешь, Карли, то все, чего тебе хочется, — это старые, давно знакомые вещи и покой.
— Да, я могу это понять, — задумчиво произнесла девушка. — Я здесь всегда чувствовала себя в полной безопасности, действительно дома. — Открыв крышку чемодана, она воскликнула. — Вот так так! — Из чемодана поднималась волна камфарного запаха. Карла начала перебирать кучи стеганых корсажей и домотканых нижних юбок. Она искала богатые парчовые и кружевные одежды времен Мозеса Ханивуда. Эти же, домотканые — были из более ранних, может быть, их носили во времена Фиб. Опуская крышку, Карла посмотрела на Эспер. — Я иногда думаю о Фиб. Кажется странным, что сохранились ее вещи — ведь она умерла сотни лет назад Где письмо леди Арбеллы, Марни?