Эспер еще какое-то время слушала шум ветра и волн, доносившийся снаружи, затем заснула.
В четыре часа утра она проснулась от приглушенного шума и чьих-то криков. Удивленная, она села на постели, сжимая в руках одеяло. Затем она сообразила, что в комнате можно было задохнуться от жары и едкого дыма. Эспер выскочила из кровати и надела халат и комнатные туфли. Снаружи донесся взволнованный голос Карлы, зовущий ее, а через стену за спинкой кровати она услышала мгновенно вспомнившееся ей зловещее потрескивание. «Нет! — затаив дыхание, снова и снова повторяла она. — Нет-нет-нет».
Эспер действовала не задумываясь, инстинктивно. Она сняла со стены картину Ивэна и прижала ее к себе, затем открыла дверь Старая кухня была вся в дыму. За печью, между старой лестницей и пивным залом, метались языки пламени.
Эспер пробежала через кухню, отодвинула засов задней двери и выскочила наружу. Там стояла Карла, ее искаженное страхом лицо смутно проступало в предрассветной мгле; девушка обеими руками что было сил стучала в дверь.
— Марни, дорогая, — вскрикнула она, подхватывая покачнувшуюся Эспер, — слава Богу, ты вне опасности! Это ужасно… Я выбежала по другой лестнице… Слава Богу, пожарные уже здесь!
Вокруг собирались разбуженные соседи. Стоял шум, были слышны крики и команды пожарных.
— Где мой сын? — резко спросила Эспер. — Он выбрался? — В то время, пока она говорила, в окне своей комнаты показался Уолт, кто-то подбежал к нему с лестницей, и Уолт, не торопясь, спустился на землю.
— С тобой все в порядке, ма? — спросил он, подходя к Эспер, стоящей около сарая. Уолт был в рубашке и брюках — видимо, он спал одетым. Судя по его виду, он никак не мог прийти в себя.
Со стороны Франклин-стрит послышался стук копыт, и подъехала еще одна пожарная бочка.
— Как это могло случиться? Я не представляю, как это произошло! — простонала Карла. — Я была так осторожна со свечами. Мы с Тони все убрали.
— Мне кажется, виновата кирпичная печь, — хрипло сказал Уолт. Его сонное лицо выглядело безучастным.
— Ты не заделал в ней трещину?! — воскликнула Эспер, наблюдавшая за шипящими струями воды и действиями пожарных.
Уолт покачал головой.
— Я не думал, что это так важно. Один из угольков, вероятно, упал на дрова и тлел в течение какого-то времени.
Он вдруг сел на землю и закрыл лицо руками. Эспер, застыв, молча стояла около сына. Затем шок отпустил ее. Она наклонилась, схватила Уолта за плечо и стала неистово его трясти.
— Иди и помогай! — закричала она. — Что с тобой случилось?!
Уолт что-то пробормотал, уставившись на высокую худощавую фигуру матери, стоящей во фланелевом халате, ее испуганные глаза под прямыми бровями и разметавшиеся по плечам седые волосы. Он вскочил на ноги и побежал к дому. Карла и Эспер бросились за ним. Они достигли дорожки, ведущей к открытой двери пивного зала, куда были проведены пожарные шланги. Уолт бросился в дом сквозь клубы дыма, обе женщины хотели последовать за ним, однако один из пожарных оттеснил их назад. Женщины молча стояли около голого дерева — сбросившего свою листву конского каштана — и смотрели на то, как гибнет их дом. Карла тихо плакала. У Эспер не было слез; ее душа была полна жгучей ненависти. «Этого я не перенесу!» — кричала она равнодушному ослепшему Богу. Значит, в мире нет ни жалости, ни снисхождения, если кров, послуживший десяти поколениям, мог быть разрушен всего за одни час. «Глупец, — крикнула она в безжалостную пустоту, — глупец тот, кто когда-либо верил во что-то доброе и нежное, в помощь и утешение».
Несмотря на столь сильное потрясение и разочарование, Эспер попробовала молиться, но увидела маленький язычок пламени, пробившийся сквозь крышу и метнувшийся в сторону большой печной трубы, и слова молитвы застыли у нее на губах. О чем было молиться? Маленький язычок пламени исчез. Эспер смотрела в ту точку на крыше, где он впервые появился. Через какое-то время из дома донеслись крики. Карла придвинулась к своей бабушке ближе.
— Он распространяется дальше, — прошептала она. — Марни, я не вынесу этого, я не могу.
Эспер ничего не сказала. Вокруг них собирались соседи, тихо переговариваясь и выражая сочувствие. Она ничего не слышала. Вдруг из дома, спотыкаясь, вышел Уолт, кашляя и прижимая к лицу носовой платок. Он направился в их сторону.
— Все в порядке, Ма! — прокричал он на бегу. — Мы справились с ним! Обгорела только лестница и обшивка вдоль задней части дымохода до крыши. Наш старый дом достаточно крепок!
Эспер видела, что его глаза на покрытом копотью лице светились от сильного возбуждения, и она слышала, как звенел его голос. Эспер тихо вздохнула, и все окружающее ее провалилось в темноту.
Когда Эспер открыла глаза, то сразу поняла, что лежит на кровати в «родильной» комнате. Она знала это, потому что ее взгляд остановился на балке над ее головой и на маленькой отметине, имевшей форму якоря. Она знала также, что вокруг ее постели находились люди, но она не пыталась рассмотреть их. Повернув голову к стене, она увидела, что картина Ивэна опять висит на старом месте, картина, которую она прижимала к себе в течение всего этого ужасного часа. «Я спасла ее, — подумала Эспер, — это единственная вещь, которую я пыталась спасти. Как странно…» Но, глядя на эту картину, Эспер поняла, что в этом не было ничего странного. Потому, что если бы сам дом оказался разрушенным, у нее по-прежнему оставалось бы это — символ идеала, который никогда не мог быть разрушен. Она видела на картине изображение женской фигуры в дверном проеме. Она смотрела сквозь стены дома и видела, что все они все еще были там, внутри, люди, которые построили его, воплотив свою мечту о прочности и надежности. А позади дома плескалось навсегда воплощенное вечное море.
Эспер наконец отвела взгляд от картины и увидела озабоченные лица тех, кто находился в ее комнате. Над ней склонился ее врач, рядом с ним на коленях у кровати стояла Карла, а за ними Эспер увидела Уолта, Генри, Тони и Элеонору, собравшихся вместе в узком дверном проеме.
Да, подумала Эспер, пытаясь улыбнуться им всем, сейчас это придет… очень скоро. Однако она не чувствовала никакого страха. Ее взгляд скользнул к окну. Она увидела на фоне отдаленной полосы черных деревьев вдоль Пич-Пойнта падающий снег. Она слышала далекий тихий плеск волн в Малой Гавани.
Затем Эспер услышала другой звук совсем рядом и спустя мгновение поняла, что это было. Звук приглушенных рыданий Карлы. Это немного ее отвлекло от обволакивающего серого покоя, который наваливался на нее так же мягко, как падал снег за окном.
— Не надо, дорогая, — с трудом проговорила Эспер. Она почувствовала, что девушка взяла ее руку и прижала к своей мокрой щеке. — Это покой, — прошептала она Карле, — это сострадание. Я думала, что их нет, но ошиблась.
Эспер увидела, что глубоко опечаленная девушка не может понять этого, и ей пришлось подыскивать слова, чтобы выразить уверенность, скреплявшую ее сердце.
— Железные подставки для дров, — быстро зашептала она. — Подставки Фиб. Даже если бы дом сгорел, они не сгорели бы, они не могли бы сгореть. Потому, что они прочные и выносливые. Ты понимаешь это, Карла? Самое большое мужество — выносливость. Вот что действительно имеет значение. Ты понимаешь, дорогая?
Эспер не услышала ответа девушки. Он ей уже не был нужен, потому что маленькая комната вдруг озарилась золотистым светом. Она знала, что свет исходил от дома, и от моря за его стенами, и от неба, которое их обнимает. Но ей казалось, что самый яркий свет исходил от вечного светильника, передаваемого дальше из рук в руки и освещающего символы надежности семейного очага.