– Я – другое дело, а про остальных не знаю. Среди моих знакомых, может быть, один или два найдутся...
– Они есть, конечно, есть! – с энтузиазмом продолжил ученый. – Но они понятия не имеют о нашей лаборатории. И потом, наше русское «авось» всегда оставляет надежду на лучшее... Поэтому мы до последнего верим в чудо, а когда клюнет жареный петух, бежим к гадалкам, травникам и тем же священникам. В принципе ход мыслей верный – дешево и может на некоторое время задурманить мозг, дать облегчение, в конце концов... Но радикально решить проблему – ни в коем случае. Мы перекладываем ответственность за болезнь на посторонних людей и ждем, когда они решат наши проблемы. Чудес не бывает. Только мы сами можем себя излечить. Для этого нужна работа – ежеминутная и постоянная. Как раз то, чего наш народ не приемлет. Даже доктора-кудесники борются только с последствиями информации, заложенной в мозг в некоторый момент жизни. Начинается все с малого – мозг посылает сигнал в орган, который должен справляться с болезнью, и тот начинает лихорадочно трудиться. А мы посылаем в мозг обезболивающие таблетки и уколы. В силу того, что очаг в мозгу не обнуляется, сигнал поступает далее, пока не доводит орган до изнеможения. Тот кричит: мне плохо, я выбрасываю токсины в кровь, обратите внимание. Но пока токсины не соберутся в маленькую шишечку, а иной раз и в большую, мы пьем таблетки и создаем иллюзию хорошего самочувствия. Вот так...
– Да, ты прав, – голос Мусорщика звучал неуверенно. Для него рассуждения Генриха были слишком сложными и философскими. Однако для ученого, работающего с тонкой материей человеческого мозга, философские темы давно стали привычными.
Генриху было необходимо, чтобы кто-то, кроме Арины, верил в успех его исследований. Хотя бы понимал, чем он занимается.
Приятели пообщались еще минут двадцать, и ученый поехал в лабораторию.
– Не забудь про приглашение Сергея, – напомнил на прощание Борис.
– Удачи! – попрощался Генрих и направился к машине.
По пути он думал об отце Сергее. Лицо священника не выходило из головы. Войдя в лабораторию, Генрих вдруг осознал, что за целый день ни разу не вспомнил об Эльфире. Ему стало легко и радостно. Он решил, что освободился от своей дурацкой зависимости, и косвенным образом отец Сергей оказался к этому причастен. Вечером, перелистывая отчет о последнем эксперименте, Генрих сосредоточился на странных словах, которые казались ему как бы приклеенными к сухому научному языку доклада.
Эксперимент касался исследования способностей мозга тормозить процесс старения. Проводился он не с целью поддержать в бабушках уверенность в средстве Макрополуса, а затем, чтобы запустить механизм борьбы с наследственными заболеваниями, которые начинают прогрессировать после тридцати лет. Так вот, среди вполне научных и понятных терминов, выкладок, цифр и графиков вдруг промелькнула глупая дилетантская фраза: «Можно предположить, что мозг человека состоит из различных центров, которые являются очагами всех положительных и отрицательных процессов, регулирующих жизнь и деятельность особи».
«Какой идиот это написал?» – подумал Генрих и раздраженно пролистнул несколько страниц в поисках автора. Статья была опубликована за подписью какого-то Сергея Антонова.
«Снова Сергей, – подумалось ученому. – Может, и правда, не будет ничего плохого, если я поеду в обитель...»
Отец сергей
А что вообще с чудесами? Неистребимая вера человечества в чудеса и таинственные явления может расцениваться как детская погоня за мечтой, синей птицей Метерлинка. А может быть – и как стремление человека и человечества понять мир во всей его действительной полноте, во всем его удивительном многообразии!
«Боже мой, какая красота», – думал Генрих, глядя из окна своей темно-синей «Тойоты». С утра ленивое солнышко вступило в фазу рабочего дня и не на шутку припекало. Казалось, все вокруг радуется этому нежданному подарку и наверстывает упущенные за месяц погожие деньки. Молодая зелень листвы приветливо шелестела, будто приглашая на прогулку. Сразу за лесом открывалась широкая поляна, за которой виднелась искрящаяся на солнце переливчатыми дорогами зеленоватая гладь реки. Генрих испытал непривычную, какуюто неземную радость. Даже не радость, а эйфорию. Ему вдруг захотелось, как маленькому ребенку, бежать по зеленой траве навстречу разливу, широко раскинув руки и крича в голос. Поймав себя на этом, Генрих смутился, а потом удивился. Все эти ощущения были давно забытыми, детскими и неожиданно приятными. Генрих вдруг подумал, что слишком много новых впечатлений испытал за последнее время. Эльфира, откровения Мусорщика, священник...