В этом смысле нельзя не сказать, что учёные на планете Эр-Мангали, да и не только здесь, наделяются весом и статусом иногда по контрасту с проявленными талантами. Потому как учёный начальник имеет право ни талантов, ни даже знаний не проявлять. Таково положение, но согласны с ним далеко не все. Смиту, скажем, не хочется соглашаться. Ксенозоологу Эссенхельду — тоже.
Потому изумляться не стоит, что меж ними (Эссенхельдом и Гильденстерном) разгорелся мало-помалу научный конфликт.
Гильденстерн заявлял, что как главный начальник на следствии он способен решить, хвандехваров искать, или нет. Эссенхельд объявлял, что решенье его ерунда; хвандехваров здесь нет, потому их искать не надо. Первый давил в основном на административный статус, а второй — на научные данные. Оба были, пожалуй, по-своему в чём-то правы.
Так и двигались, так и шли. Так и пререкались. Оукс и Дэй поддерживали Гильденстерна. Ведь они, как-никак, охрана от Башни Учёных; так кого же ещё им бы стоило поддержать?
По пути им встречались пробитые в потолке узкие вентиляционные шахты. Гильденстерн утверждал, что хвандехвары там. Эссенхельд отвечал, что в тех шахтах рептилий нет. Впрочем, кто хочет, может по шахтам подняться; шахты когда-нибудь выведут на поверхность; там, на поверхности надобно будет покинуть территорию шахты; после пройти через лес на какой-нибудь водопой; только там, в ивняке у ручья, хвандехвара и встретишь. В том, о чём он говорил, было много иронии. Впрочем, наверное, стоило не обострять.
4
Да, как сказано, Эссенхельд с Гильденстерном — это два человека. Между ними конфликт — борьба за учёность и власть. А, поскольку их двое, то весь их конфликт развивался не где-то в уме, а в пикировке словесной. В общем, любой из троих остальных участников экспедиции мог наблюдать (в смысле слышать) все их удары словом.
5
Да, перед тем, как в составе следственной экспедиции смело проникнуть в Особую штольню, Эссенхельд заявил:
— Прежде чем мы двинемся дальше, мне хотелось бы узнать историю открытия этой штольни. Хотя бы в самых общих чертах. Это поможет определить вероятное месторасположение тварей.
А последней-то репликой он, вероятно, сбил Гильденстерна с толку. Тот ожидал, что зоолог снова начнёт утверждать, что никаких хвандехваров в шахте и близко нет, подготовил, должно быть, уже хлёсткую отповедь, а был вынужден морщиться и бормотать:
— Далась вам эта история. Между прочим, она засекречена, эксперт Эссенхельд.
А Эссенхельд:
— Значит, надо частично её рассекретить… — И обрушил потом целый вал конкретных вопросов. Дескать, его очень сильно интересует, как давно Особую штольню открыли, в каком состоянии, что за работы здесь проводили и ныне проводят, а заодно, не выходит ли «штольня» на поверхность планеты (штольни, как многим известно, должны это делать просто по определению).
Гильденстерн заявил недовольно:
— Многовато вопросов!
Но зато Барри Смит сумел на них тут же ответить. И кому же здесь лучше знать, если не ему? Он отвечал, что Особая штольня найдена очень давно. В самом деле давно, до включения «Карантина». Вид, в котором она впервые предстала пред взорами — полузасыпанный, полузатопленный (даже больше, чем полу-), но притом с удивительно сохранным орнаментом. Самые первые и неудачные в целом попытки её расчистить привели уже к обнаружению артефактов. Как тогда называли, «ксенокультурных диковин». Их назначения, ясное дело, никто не знал. Чтобы выяснить, старые власти колонии привлекли ксеноархеологов. Те, уж конечно, многое прояснили, но что именно, правду сказать, на шахте не знают. Но, должно быть, они разузнали всё же не всё, потому что исследуют те артефакты по нынешний день. Может, конечно, виною тому «Карантин» и желанье учёных хоть чем-нибудь да заняться. Но ведь и Флорес, если взглянуть с его стороны, вряд ли бы стал дармоедов откармливать, если б не видел пользы.
Кстати сказать, и расчистка Особой штольни проведена по совету из Башни Учёных. Потому что те археологи определили: ценность диковин заведомо превышает ценность руды. И не врали, ведь на артефакты сразу нашлись покупатели, мигом взвинтили ажиотажный спрос. Что касаемо руд, их стоимость вскоре просела. Потому-то на Ближней шахте занимаются больше раскопками, чем добычей руды.
Всё что Барри тогда рассказал об Особой штольне, было важно для целей следственной экспедиции. Даже больше того: это было необходимо. Без такой информации вряд ли бы что-то могло получиться вообще.
Но вот странно: рассказывал он о вещах банальных. О таких, из которых, казалось, знать положено всё и едва ли не всем — в Башне Учёных по крайней-то мере. Он так думал, а оба учёных (Эссенхельд с Гильденстерном) слушали очень-очень внимательно. И всем видом своим выражали, что впервые слышат.
6
По эллиптической «штольне» с текстами на потолке (тексты кричали предостережения, но не были вслух прочитаны) экспедиция шла аккуратно. Дэй и Оукс двигались в авангарде, Смит — в арьегарде: мало ли сзади что!
Гильденстерн с Эссенхельдом препирались между собой, находясь в середине процессии.
От квершлага добрались сперва до слепой оконечности «штольни», потом до другой — той, не расчищенной до конца, где покрытие стен было подпорчено взрывом. Все шахтёры, которые не вернулись, работали там, на завале. Но у завала не встретили никого. Ни хвандехваров, ни неведомых сторожей, о которых предупреждала сидская надпись.
Наконец, подошли к отверстию подозрительной вентиляционной шахты. Вот как раз у неё основное и произошло.
Но сперва Гильденстерн прицепился опять к сопернику:
— Сколько хвандехваров может скрываться за этим отверстием, как думаете, эксперт Эссенхельд?
— Полагаю, ни одного.
— А если серьёзно?
Коль дошло до вопроса серьёзности, Эссенхельд предложил освидетельствовать шахтный ствол «специалистами с бластерами», намекая при этом на Дэя и Оукса, чтоб на базе полученных данных выдвигать не на шутку гипотезы.
Эссенхельд был не слишком серьёзен, а Гильденстерн тем более. Они попросту препирались и пытались друг друга подкалывать.
Так бы к этому их диалогу и отнестись.
К сожалению, и охранники от Башни Учёных поддались на игру, стали друг друга подначивать. Стоило Дэю подметить, что отверстие узковато, тут же Оукс принялся потешаться. Дескать, приятель струсил, ему слабо. Дэй отвечал, что без проблем докажет обратное, просто отверстие-то в потолке, до него не допрыгнуть. Барри тогда, как человек обстоятельный, не преминул сообщить о стремянках. Как проходили квершлаг, там их лежало много в одной из ниш. То есть, не надо допрыгивать, коли есть средство доставки.
Гильденстерну бы тут и одуматься, но он закусил удила. И начальственным тоном немедленно распорядился, чтобы Смит с Эссенхельдом стремглав за стремянкой и сбегали. Оснований для неподчинения Барри Смит не имел, а Эссенхельд свою критику сосредоточил на главном, потому они тотчас же, не чинясь, притащили стремянку.
Перед тем, как начать подъём, Дэй спросил, высоко ли ему забираться.
Барри ответил:
— До первой решётки запертой, дальше смысла нет. Хвандехвары крупны, сквозь решётку им не протиснуться. Ну, а крысы нас, вроде бы, не должны волновать.
Дэй кивнул и полез вверх по скобам.
Ну а дальше всё развивалось молниеносно.
В узкой шахте на Дэя напали зомбированные крысы. Было слышно, как там, наверху, он отстреливался из бластера, загнанный в угол одной из глухих площадок. Как ни странно, но даже бластер ему не помог. Он отбивался недолго, вскоре затих.