Стэнтон думал, его человек, а человек-то твой…
Но в какой-то момент Стэнтон прогнал человека. Прицепился, как всякий из самодуров, к ерунде. Мол, у Мендосы длинное-длинное имя. Стэнтон — он пунктик имел, ему времени жалко.
А Мендосе-то каково? Мендосе обидно.
И тебе это тоже обидно, коль Мендоса твой человек…
Только думать не надо, что притяжательное местоимения «твой» говорило сейчас о принадлежности человека-Мендосы скромному и незлобливому профессору Каспару Шлику. Нет, это было бы явно ошибочным мнением. Каспар — он крупный учёный, светило в археологии ксенокультур, но никогда не большой начальник: Каспару незачем.
Просто надо такое иметь в виду: Каспар Шлик никогда, вообще никогда не был склонен себя выделять в единицу, что была бы отдельна от бабилонской Башни Учёных. Ну а Башня Учёных — это в первую очередь главный учёный, а зовут его Хлодвиг Бек. Нет, не так: великий магистр Хлодвиг Бек. Не профессор, заметьте — великий магистр; это особое звание. Профессоров, как изволите знать, очень много, а великий магистр один: я не скажу за Вселенную и за все науки, но в городе Юрбурге, расположенном на одноимённой планете, в сфере ксеноистории это именно так.
Хлодвиг Бек — он не просто великий магистр Юрбургского университета, он старейший ксеноисторик в этом богатом традициями образовательном заведении. Именно он основал, между прочим, и сам факультет ксеноистории, воспитавший практически всех, кто составил костяк двух представительных экспедиций на Эр-Мангали, а теперь составляет и цвет Башни Учёных. Вся образованная Эйкумена знает Хлодвига Бека, впрочем, не каждый способен похвастаться тем, что его понимает. Трудно понять непосвящённым профанам, отчего же учёный, что был уже столь именит, не остался деканом в Юрбургском университете, а помчался сюда, к горнорудной планете, на раскопки одной из для многих незначимых ксенокультур. Что подвигло его? Как ни странно, сама наука.
Но не та, что творится в пустых богадельнях Академий наук. И не та, что штампует студентов в университетах. Речь о науке в самом продвинутом смысле. Речь о переднем крае. Речь, так сказать, о познавательном фронте в вечной борьбе человечества с тем, что зовётся неведомым.
Да, этот путь не усыпан одними розами. Всем известно, как мало свободы научного творчества ныне на Эр-Мангали. Мало кто мог ожидать подключения карантинной космосистемы. Но великий магистр не теряет присутствия духа, не считает себя трагически проигравшим. Он по-прежнему бодр, он следит за событиями на планете, он проводит исследования. С каждым днём здесь он знает всё больше об ископаемых артефактах.
Вот такой величайший учёный мог бы сказать о Мендосе «мой человек». А для профессора Каспара Шлика человек он не то, чтобы свой. Просто хороший. А на месте своём в Ближней шахте — так вообще!
Чем же хорош был Мендоса на Ближней шахте? Тем и хорош, что помогал обеспечить научный контроль над разработкой ксенокультурных предметов.
Это, должно быть, очень не нравилось Стэнтону.
3
Что же, как видим, причины прояснены. Что же до целей следственной экспедиции, то их уместно считать производными от причин. Что посчитать верной целью в отношении Стэнтона, изгоняющего хороших людей? Разумеется, низложение, не что-то другое.
В этом свете как можно понять немудрёное, вроде, название «следственная экспедиция»? Только так, что под следствием после неё должен был оказаться начальник шахты.
И кого же в состав экспедиции стоило бы включить?
О критериях спорили Шлик и Бек, и ещё Блюменберг покойный. Их решение можно назвать парадоксальным, но зато целесообразным и элегантным. Потому что решили так: экспедиции надобно быть некомпетентной (это первейшее, обязательнейшее условие). Чтоб обеспечить всю полноту некомпетентности, эпицентром её мог служить только начальник. Где же такого в Башне Учёных сыскать? Случай редчайший, но такой как раз приблудился. Некто Кай Гильденстерн — идеальная кандидатура. Комик глупейший с запросами мелкопошибными, верящий, будто сумел сымитировать тонкий научный ум.
Дальше — критерий второй. Экспедицию эту должно быть не жалко. Ведь, как-никак, могла привести к катастрофе. Даже можно сказать и прямей: не могла, а вела. Кем бы могла безболезненно жертвовать Башня Учёных? Как ни странно, опять Гильденстерном. Больше никем из учёных: все другие сотрудники крайне важны в деле научного поиска. Ну и в довесок — парой плебеев-охранников, что с учёными слишком нагло себя вели. Дэем и Оуксом (так тех плебеев звали). Их и учтивости поздно было учить.
Третий критерий. Экспедиции стоило бы заняться чем-нибудь посторонним. Чем бы таким? Например, ловить хвандехваров. Кажется, этих рептилий в шахтах ни разу не видели. Так почему бы кому-то не сделаться «первопроходцем»? Это сулит, как-никак, успех и почёт. Кто бы сумел отвлечь экспедицию на посторонние цели, соблюдая при том ритуальный танец научной методологии? Не Гильденстерн, это точно. Вот Эссенхельда, того паренька, что пристроен у Торвальдсена — его можно попробовать. Крупный успех — он молодым голову кружит, а когда твой успех связан ещё с хвандехварами, странно бы было не видеть тех недобитых рептилий везде, где ни попадя. Почему бы и не на шахте?
А четвёртый критерий о том, что людей Ральфа Стэнтона должно быть поменьше. Стэнтон, понятное дело, упёртый баран. В экспедицию хоть кого-нибудь, да засунет. Вот и к лучшему! Тот, кого Стэнтон приставит, будет всегда в меньшинстве. Он подчинится начальству и большинству в главных научных вопросах, благо у Стэнтона и учёных-то нет. Что бы им делать в тупом производстве на шахте?
Дальше, понятное дело, ожидается кризис. Парень от Стэнтона, скажем, рвётся командовать. Больше всех надо? И ладно. И пусть. Вся экспедиция тут же ему подчиняется, ведь и со Стэнтоном случай такой оговорен. Или, возможно, подчиняться не хочет (с Оукса станется, он ещё тот бузотёр)… Это не важно уже. Важно-то что: экспедиция гибнет. Кто ею руководил, до того как погибла? Кто был бы должен ею руководить — в экстремальных-то случаях?
Ужас какой! Экспедиция Башни Учёных сгинула без следа на шахте у Стэнтона! По вине человека Стэнтона — даже, влзможно, того, кто был упрямцем поставлен на место Мендосы.
Ну не правда ли, этот план гениален?
4
Вышло не так. Миг столкновенья с реальностью разрушает порой и гениальные схемы.
Каспар Шлик догадался первым, что конкретика способа гибели следственной экспедиции открывает простор для двусмысленности толкований. Также ему самому первому показалось, что причина таится в ксенозоологе Эссенхельде. (Настоящего имени «Ризенмахер» он в ту пору, понятно, не знал).
Позже ему удалось повнимательней проанализировать корни своей интуитивной догадки. Выходило, что лёгкий оттенок проигрыша обнаруживал себя в том, что экспедиция: а) неудачно погибла — то есть, частичная гибель коснулась исключительно представителей Башни Учёных; б) предоставила полный отчёт Ральфу Стэнтону; в) Гильденстерн в том отчёте сыграл не на Башню Учёных, а потом совершенно бездарно отбросил коньки (не в контексте осуществления экспедиции); г) Эссенхельд с человеком Стэнтона очевидно вошли в коалицию.
Впрочем, трудно сказать, что итог не закономерен. Невозможно уверенно побеждать, когда дело ведёшь с интриганами.
5
В тот момент, когда молодого ксенозоолога, что назвался фамилией Эссенхельд, пригласили в Башню Учёных, основные события, происшедшие с участниками экспедиции, стали уже известны и отправителям. Шлику сейчас уже трудно вспомнить, откуда. Вероятней всего, из особых каналов, доступных единственно Рабену.